Марина Рыбицкая - Девять с половиной

   – Я люблю тебя, Амариллис, – нежно произнес мой партнер и резанул свой бок кинжалом, вынутым из ножен.

   Хлынула кровь. Он щедро размазал багряную жидкость по нашим телам и принялся целовать мою грудь.

   У меня от удивления глаза полезли на лоб, мало того, впервые вообще стало не до радостей плоти, хотя вид и запах свежей крови, прямо скажем, почему-то весьма взбудоражил.

   Я попробовала заглянуть в глаза Агилару, но не получилось. Его лицо с полузакрытыми веками и странным выражением, его дикие, непонятные действия привели меня в состояние, среднее между обалдением и шоком. Хотя кровь разбудила во мне нечто темное и непознанное, страшное. Я облизнула пересохшие губы и твердо спросила:

   – Агилар, что ты делаешь?

   – Люблю тебя, – с полуулыбкой заявил мой бывший и нынешний (на одну ночь!) любовник. Заявил спокойно и уверенно.

   Я даже поперхнулась от уверенности его тона, потому что Агилар все с той же твердой непрошибаемостью расписал кровавым росчерком второй свой бок, одновременно медленно входя в меня.

   Не знаю почему, но моя темная часть натуры взбурлила. Я начала паниковать: пришло время всерьез пугаться, причем не Агилара, нет, – себя! Добровольно пролитая кровь туманила мозг, ее сакральный смысл бил по мне почище бочонка крепкого вина или тяжелых ударов молота по голове.

   Я дрожала, трепеща с головы до ног, не в силах владеть собой. Ногти на руках несколько удлинились, превращаясь в натуральные когти. Опять зачесались десны, глаза перестроились, и ночь окрасилась в тысячи ярких красок. Но самой яркой для меня была КРОВЬ! Подаренная в знак любви КРОВЬ! Ароматная. Сладкая, как мед! Каждая моя клеточка пела, напоенная бешеной энергией бесценного дара.

   А мой мужчина, пятная дорогие шелковые простыни, продолжал вколачиваться в меня со странным неистовством. Не доводя себя до финала, он каждый раз отвлекался, чтобы сделать новый надрез на руках, ногах и на своем теле, отчего вскоре я уже практически плавала в его крови. Он улыбался мне, двигался и… слабел.

   Когда до меня наконец окончательно дошло, что происходит, Агилар начал белеть. У меня началась форменная истерика. Страх, злость и гнев – всегда плохие спутники. А уж если они сплелись в тугой клубок и стали не разлей вода…

   Я оторвала его руки от своих плеч, спихнула неудавшегося мужа с себя и в страхе заорала:

   – Ненормальный, ты что творишь?! А если я джинния и выпью сейчас всю твою кровь?!

   – Я люблю тебя. – Его спокойная невозмутимость сведет меня в могилу!

   Я всхлипнула, трясущимися руками ощупывая его бока. А он хмыкнул:

   – Если хочешь – пей, нафасим! Я весь твой.

   Но раньше я туда отправлю кое-кого другого, если только он сам себя туда не загонит!

   – Ты мне скажи, с чего ты решил так интересно сдохнуть? – У меня разве что искры из глаз не летели. Под веками пекло, их жгли непролитые слезы. Страх перешел в ужас, а тот – в ярость отчаяния. – У кого-то не голова, а пустой кувшин, а вместо мозгов – коровья лепешка! – Я заорала: – Сын ишака! Дурак! Бестолочь! Совсем ополоумел!

   Агилар оскалился, раздувая ноздри:

   – Ты же сказала – я тебе не нужен. Эта ночь – последняя. И я проведу ее так, что потом уже ее будет не с чем сравнивать!

   – ДА?!! Правда твоя, не с чем! Потому что ты загнешься, а меня казнят за твое убийство! – орала я во всю глотку, выведенная из себя.

   – Не казнят, – доверительно шепнул Агилар. – Произнес чуть погромче: – Саид?..

   Как глас джинна из колодца, от двери раздался мрачный голос Саида:

   – Господин приказал до зари оседлать двух лучших лошадей и двух верблюдов, нагрузить припасами и ценностями, взять с собой десять стражников и проследовать с вами туда, куда вам будет угодно.

   Меня заколотило:

   – А ты?!

   – А меня утром отнесут на носилках в дом вечности, – все с тем же дико раздражающим спокойствием заявил мой невыносимый мужчина.

   – И как это понимать? – Я уже от злости пускала ноздрями пар. Только Агилару удавалось за два-три удара сердца доводить меня до подобного состояния.

   – Я искупал тебя в своей крови, пока находился в тебе, сегилим. Теперь, чтобы не превратиться в дикого пса, который в жажде господской ласки готов выгрызать себе внутренности, я уйду. – Агилар потянулся перерезать себе горло. Буднично так, спокойно. Ни с того ни с сего.

   Ненормальный! По их верованиям за это его ждет ад! Кто поймет этих южных горячих мужчин, у которых семь пятниц на неделе?! Только не я!

   Но я и не отпущу его! Так или иначе, его убийственная настойчивость и мое упрямство не должны стоить ему жизни. И его кровь взывала ко мне, будоража мою…

   Я успела просунуть руку между его горлом и кинжалом. Резкая вспышка боли, когда оружие прорезало руку почти до кости, и безмолвный ужас в глазах Агилара подтолкнули меня к интуитивным действиям.

   Что-то страшное, темное и древнее как мир поднималось из глубин моей души. То, что не имело названия, но с ним я сроднилась и сжилась.

   – Что ты наделала, сегилим? – прошептал Агилар, отбрасывая кинжал в сторону и хватая скользкую от его и моей крови руку. Попробовал крикнуть: – Лекаря! – но голос от слабости осекся.

   – Спасаю тебя! – вызверилась на него я, совершенно не собираясь ни удирать, поджав хвост, ни скорбно хоронить его, рыдая и стеная, ни покорно идти на плаху.

   У меня нет власти над смертью, но мы повязаны кровью. Причем тройной. Моей девственной, его жертвенной и моей добровольной.

   Я перевернула Агилара на спину, втирая свою кровь в его раны, и одновременно прижалась к губам, даря свое дыхание вместе со старинными словами, выходившими рыком:

     Трижды связанный со мной

     И дыханьем напоенный,

     Неразрывною струной ты привязанный, влюбленный,

     Отдаю тебе себя, твою душу забирая,

     Вместе, рядом, навсегда… [15 - Стихи Юлии Славачевской.]

   Яркая вспышка резанула по чувствительным глазам на последних словах, отшвыривая от лежащего мужчины. Мгновенно впиталась в нашу кожу совместная кровь, убрав раны. Как будто ничего и не происходило. И не было здесь глупости, вызывающей невольное восхищение.

   Я думала, что не умею любить, но сердце екнуло, когда открылись глаза цвета грозового неба. И желанные губы шевельнулись в слабой улыбке:

   – Я люблю тебя, сегилим. И все же добился своего.

   – Мужчина! – фыркнула я, сворачиваясь у него под боком. – Всегда им нужно последнее слово оставить за собой, даже если оно прозвучит в посмертии!