Блажий Омут - Вадим Фарг
— Сгинул. Ясное дело, — она кивнула. — Мне секреты ведомы, какие не каждой нежити доступны. Не говоря уже о смертных людях. Но ты всё равно дурной, Лех. Полез на Жар-птицу почти что с голыми руками, — Верея покачала головой. — Знаешь, что смертью твою отсрочило и не дало заживо сгореть?
— Что? — я силился припомнить тот бой, но ничего особенного на ум не приходило.
Вместо ответа женщина встала и подошла к моей дорожной сумке, висевшей на крючке в углу. И молча вытащила заветную диковинку.
Комнатушку озарило мерцающее свечение. Отблески, похожие на отсвет языков пламени заплясали на стенах, осветили лицо Вереи багряным и золотым.
В руке моя прекрасная Лобаста держала перо из хвоста огнептицы. Небольшое. Размером с пядь. Вероятно, потому я смог выдрать его, когда мы сражались. Перо блистало и переливалось всеми красками осени. Оно давало отсветы, как от пламени костра, оставаясь простым птичьим пером, разве что чуть более пушистым.
— Оно было зажато у тебя в кулаке, когда мы тебя приволокли сюда, — пояснил Кот, жмурясь от яркого света. — Ты свою часть уговора выполнил. Проклятие снял, сделал её человеком снова. Вот и она свою часть исполнила. Потому перо и не сгинуло вместе с Марией.
— Вот так дела, — я протянул руку.
Но Верея покачала головой.
— Не дам, пока не поправишься, — она спрятала перо обратно в сумку, а потом снова села подле меня на скрипучую кровать.
А я всё глядел в её лицо и никак не мог до конца поверить, что это действительно она. Что проделала ради меня такую дорогу. Отыскала. Выходила. Бросила всё, к чему была привычна. Ей могли встретиться белоратники или такой же безумный Леший. Но за безрассудство ругала именно меня.
Под моим взглядом она перестала хмуриться. На щеках проступил нежный румянец.
— Как там Ждан? — спросил я, дабы не смущать её более своим молчаливым глядением.
— Подрос. Сделался аукой, как я и думала. Быстро освоился, — её взор при этих словах потеплел. — Теперь он помогает людям выбраться из леса, если заблудились. Криками «ау» на дороги выманивает.
— Хорошо. А…
Я не знал, как закончить вопрос, не ранив её. Но Верея без слов всё поняла.
— А от Бажена я ушла, — она опустила взор. — Решила жить по-своему.
— И не болит сердце? Не тоскует? — мне никак не удавалось скрыть своего интереса. — Ведь легенда гласит, что русалка любит всего дважды: до смерти и после.
Верея улыбнулась. Смущённо и задумчиво.
— Так и есть, — вымолвила она.
Кот лениво встал, потянулся, впившись когтями в одеяло так, что достал до самой моей ноги. А потом спрыгнул с кровати и ушёл в соседнюю комнату, служившую кухней. Мешать не хотел, выдра шерстяная. А сам проворчал:
— Пойду поищу Томилу. Обрадую, что ты очухался.
Он скрылся за шторкой, которая служила дверью.
Я же снова попробовал сесть повыше, но кожу на спине пронзила колющая боль в сотне мест сразу, поэтому все попытки пришлось оставить. Это донельзя беспокоило меня, потому как слабым быть я не любил. Да ещё перед лицом женщины.
Сама же Верея, судя по её виду, тоже разволновалась. Всё мучила свой клубок и никак не глядела на меня.
Я поймал её за руки. Отложил в сторону нитки.
— Спасибо, что спасла ты меня, моя Верея Радимовна, но не смогу остаться с тобою, — душа моя разболелась, пока говорил. — Ты прости мне те жестокие слова про тварей, когда из Медового Яра уходил. Не в натуре твоей дело вовсе. Но не по пути нам с тобою…
Я запнулся, когда она подняла на меня лазоревые очи. Перехватило горло. Из их глубины глядела на меня не старая, мудрая Лобаста, а та юная, одинокая девушка, которая шагнула однажды в Блажий Омут, подталкиваемая предательством и несправедливостью. Теперь мне казалось, что это я её толкаю туда. Но я должен был её снова покинуть. И сказать, что не просил её идти за мною. Что…
— Лех, я всё знаю, — она грустно улыбнулась, оборвав мои мысли. — Всю беду твою ведаю. И тебе меня не обмануть. Знаю я, зачем ты идёшь на тот берег Быстринки.
Моя челюсть отвисла сама собою.
— Кот. Шельма шерстяная. Так и знал, кому-нибудь сболтнёт, — проворчал я, поборов первое удивление.
— Кот ничего мне не говорил, хоть и беспокоится о тебе, — она погладила мои руки, вычерчивая на раскрытых ладонях кончиками пальцев едва ощутимые линии, отчего по затылку побежали мурашки. — То заклятие с гребнем в обе стороны сработало. Я тоже видела всё. И не стану встревать. Ты в своём праве. А я буду рядом, когда ты со всем разберёшься.
— Верея, — я облизал треснувшие, пересохшие губы, ощутив на них привкус крови. — Тебе… никак со мной нельзя.
Она кивнула. Коротко и сдержанно. Посидела подле меня пару минут, пока я пытался подобрать слова, да так и не смог. А потом встала, отпустив мои руки.
— Отдыхать тебе надобно, сил набираться. Подремать попробуй. А я пока поесть приготовлю, — шепнула она.
Затем Верея ушла, оставив меня одного. Уснуть я так и не смог. Всё слушал, как гремит она посудой, как стучит ножом, нарезая овощи. И как тихо напевает себе под нос за работой.
А потом прибежала Томила, которую сопровождал кот.
Староста бухнулась на колени пред моей постелью и всё причитала и плакала, вспоминая дочь и то, как сильно испугалась она на болоте. Она благодарила меня сердечно. Говорила, что мы можем оставаться у неё, сколько пожелаем. Ни разу не припомнила, что под её крышей теперь не только Ловчий, но и настоящая нежить. А она ведь видела и варгина огромным, как баран. И Верею в обличьи Лобасты тоже. Да только всё про Марию твердила. Томила корила себя, что сама во всём виновата. Сокрушалась, что дочь в порыве злости прокляла. Я лишь ответил, что это не повод был живого человека проклинать даже в шутку, надо было за девицей с детства следить. И Томила расплакалась, а когда взяла себя в руки, пустилась в воспоминания. Она рассказывала мне о том, как рано умер муж. Сгинул в болотах, оставив её с малышкой на руках.
