Осколки тени и света (СИ) - Вересень Мара
Я боялась. Там, в алтарном зале Холин-мар. И сутью, потому что разум был одурманен зельем, кричала. Кому-нибудь. А он взял и ответил. Зачем? Чтобы было кого за живое дергать и смотреть вот так, поверх плеча, разными глазами? Сейчас серые.
Отвернулся.
Бесконечный какой-то мост. А туман такой, что перил не видно. Иногда мелькали в просветах растрескавшиеся каменные шары в каплях осевшей влаги. Темный шел впереди, посадив на черенок лопаты светляк, и свет, отраженный водяной взвесью, рисовал вокруг фигуры Ине серебристо синий ореол, в котором мне мерещились крылья из иголочек инея. Представляю, как мои волосы здесь выглядят, когда я, вот демон, опять припомнила сцену «надкусывания». Демон? «Всем бы говорил, что я есть», – произнес в голове ехидный голос. Я, выходит, не все, раз не говорит? Или он не демон? Альвине на сказки-подсказки намекал. Нет бы прямо сказать. А я хочу это знать? Не знаю, хотя посмотрела бы на ЭТО. Может, даже потрогала бы. Но стоит случаю подвернуться, он шелестит «не смотри», а я…
А я замерзла, одежда и так намокшая от валяния на земле и дождя, от тумана окончательно отсырела, особенно со спины. Сумка казалась неподъемной, плечи ныли. А каланча теплый. Я отсюда чую, какой он теплый, горячий даже и железом пахнет. Ко всем прочим запахам, которых и на мне столько, что голодный гуль побрезгует. Этот вот не побрезговал. Память тела о прикосновении языка в ямке ключиц покрыла кожу пупырками и волосы полыхнули. Только теплее не стало. И поводок тянет. Тот, первый.
Начало тянуть, кажется, еще как некрарх полюбопытничал, но столько всего было, что не до брошенных мужей и долгов, а теперь тянет. Врезается в сердце, как лямки в плечи, и дышать вполсилы уже обычное дело. Вот только когда думаю про темную заразу с лопатой – легче. Рядом – было бы вообще хорошо. Жалко ему, если я под руку прижмусь?
Обернулся. Алые блики в сером. Жмот.И-и-и…
– Здесь.
Завернул пальцы кренделем и разогнал туман.
прода
Оказывается, мост закончился, а мы в ложбинке. Справа скала с козырьком, слева камни и кусты. Почему тут сплошь одни колючки кругом растут? Уединиться страшно.
Самые левые кусты показались мне менее агрессивными. К ним и пошла. За фонарь были волосы, за последние силы – ведьмачья натура. Крохи, но что уж есть. Дара после устроенного огненного беспредела я вообще не слышала. Пустая скорлупка. До сих пор в голове не укладывается, как подобное сотворила.
За кустами оказалось неожиданно тепло, а туман, разбежавшийся по кустам от заклятия каланчи, был вовсе не туманом – паром. Косматые клоки, похожие на то, что у меня сейчас на голове, поднимались от горячего источника. Я порадовалась, что сунулась уединяться вместе со своим рюкзаком. Добыла со дна мятую рубашку и… Чулки? Я их несколько раз потрогала, чтоб убедиться, что не мерещится – шерсть кололась ответственно и реалистично.
Я побила все рекорды по выпрыгиванию из штанов. Нырнула прямо в шелковом и кружевном подарке от Альвине и не сдержала стона. Вода обожгла, по озябшим конечностям растеклось тепло. Жмурясь от удовольствия, нашарила выступ и устроилась на нем как на лежаке, откинув голову и окунув затылок. Последние шпильки канули на дно, волосы расползлись по воде мерцающими водорослями.
Красо…
Некромант стоял на берегу. Лопата и светляк на черенке присутствовали.
Сердце кувыркнулось, я дернулась, булькнув, набрала носом воды, закашлялась, волосы залепили глаза… Когда вернула зрение и дыхание – берег был пуст. Только светляки на кустах сидели треугольником. Поверх рюкзака, мятой рубашки и чудом случившихся чулок лежал плащ. Мой. А я думала, что забыла его в гостинице в Светлом лесу.
Вне воды было зябко. Выбравшись и подрожав до тех пор, пока белье на мне хотя бы номинально можно будет считать сухим, напялила рубашку, чулки, сунула ноги в порядком износившиеся ботинки. Повозила имаранными одежками в воде, отжала, задрапировалась в плащ, собрала добро и пошла являться. Светляки потянулись следом, как привязанные.
На стоянке горел костер, на плоском камне рядом лежал, грея бока, солидный кусок хлеба с вяленым мясом. Некромант, переодевшийся и удручающе чистый, видимо, магическим образом, с наброшенной на плечи курткой сидел у огня на другом камне и полировал лопату, уставившись немигающим взглядом в пламя.
Я развесила штаны по кустам поближе к огню, постояла, прижав руки к груди под плащом, а края плаща – в кулаках, натянув ткань на спине так, что будь у меня там крылья, им сделалось бы тесно и неуютно, как было мне сейчас от распирающих эмоций. И чулки кололись.
Рука с ветошью замерла, напившиеся пламени из костра глаза посмотрели. Ком в горле был слишком тяжелым, чтобы продолжать стоять. Я судорожно вздохнула и села. Рядом. Поднырнув под руку и прижавшись к горячему боку.
Обожглась. Поздно меня маджен Питиво предупредил.
– Красивая, – сказал некромант, глядя на отполированное душечкино лезвие.
– Блестит, – согласилась я и поерзала. Шерсть кололась ужасно, но лезть коленки чесать было бы совсем за гранью. Лежащая на мне рука не шевелилась, но я чувствовала ее, словно была голой, без одежды и даже без кожи, кажется.
– Блестит, – подтвердил темный и обнял, прижав плечом и головой. Поскреб цеплючим подбородком по волосам. – Тянет?
Я кивнула. Под ухом стучало сердце, шуршала рубашка. И угольки в его голосе тоже шуршали. Надеюсь, он говорил о поводке и не поймет, что я ответила о другом. Это тоже было важное, о котором не нужно молчать. Или… пусть поймет. Думаю, это важнее поводка. Во всяком случае для меня. Это ведь по мне узоры золотой паутиной…
Ине потянулся и сунул под нос пузырек, придержав меня, чтобы не свалилась или чтобы не отвертелась.
– Пей.
– Что это?
– Моя кровь.
Я было дернулась, но каланча держал сильно и уверенно, не рыпнешься.
– У меня нет сил на руны и плетения, твой приятель меня почти досуха выжал.
– А сработает?
– Однажды сработало. Пей, ешь и спать. Завтра будем на месте.
Я глотнула, убеждая организм, побыть немножко вампиром и быстренько прикусила бутербродом. После еды, а может коварный темный почаровал, меня опрокинуло в сон. И хорошо бы приснились крылья из инея, или хотя бы те, с багровыми шипами, опасные, но тоже красивые, но приснился Драгон Холин. Он гладил меня по волосам, звал вернуться, ему было больно. Когда поводок впивается в сердце, всегда больно. Потом он потянулся меня поцеловать. Меня замутило, я испугалась и проснулась.
Светало. Туманопар толпился за контуром, которым каланча очертил место стоянки. Костер еще горел. Я лежала тяжелой головой на своем рюкзаке в двух одеялах, как бабочка в коконе. При попытках сглотнуть вязкую слюнув ушах похрустывало. Ине сидел вполоборота ко мне, локти двигались, но что он там делал – было не разобрать.
Встала вместе с одеялом и подошла ближе, заглянула через плечо. В руках темный держал ободок из свернутой кольцом шипастой ветки, обмотанной поверх жгутиком из волос. Внутри кольцо, как паутиной, было заплетено знакомым мне черным шелковым шнурком с нанизанными на него разноразмерными бусинами. Красные, как кровь, камни казались живыми и, когда пламя отражалось бликами на неровных гранях, начинали звучать. От диссонанса звука и света меня пронзило восторгом и ощущением копошащихся под кожей червей.
К горлу подкатило, благо, кустов, за которыми можно было облегчить страдания, здесь росло много.
– Так прекрасно слышать рядом признаки жизни, – наконец среагировал на мое присутствие некромант. – Даже такие…
– Это отвратительно, – выдохнула я, разгибаясь.
– Потому что рано.
– Для чего? – спросила и с опаской оглянулась, но Ине уже убрал гадкую штуку.
– Чтобы смотреть. Выспалась? Тогда идем.
Части целого. 8. Мелитар
Мелитар Алиши Тен-Морн
Мелитар проснулась с рассветом и, не поднимая головы с подушки, посмотрела в окно. Углы крыши старого дома на каменном холме серебрились от инея. Когда она только пришла в общину, вот так, лежа в кровати, можно было видеть не только углы, но и выступающий вперед острый конек, похожий на птичий клюв. Много времени прошло. Холм рос. Деревянная лестница, ведущая к крыльцу, надорвалась, как ветхая лента, окна были темными. Не грязными, просто свет не отражали. И сам дом был темным, в цвет камня, на котором сидел. Но Мелитар знала, что это все обманка, чтобы любопытные не лезли.
