С. Алесько - Обуздать ветер
А вот друг мой так не считал и при каждом удобном случае нудил, что Клевер до меня и в Багряном Крае доберется, ежели его внучка решит остаться в человечьих землях.
— Да с чего ты взял, что ей такое в голову придет? — удивлялся я.
— А ты не заметил, что Кремень ее ленточку к поясу прицепил? На кой ты ей накупил столько?
— Ну, ты вон тоже ленточки на поясе таскаешь. Сколько уже? Одна, две, три…
— Завидно? — айра определенно раздражала моя беспечность.
— Да просто помираю, — хмыкнул я. — Надо у Эри парочку позаимствовать, для солидности.
— Во-во, позаимствуй. Может, она к оставшимся бережнее относиться станет.
— Слушай, Корень, кто из нас ей брат? — нудеж друга изрядно утомил.
— Я отвечаю за вашу безопасность…
— За мою, только за мою. Дед с Рогозом не знали, что Эрика отправится в скитания. Увязалась она за мной, так что и спрос с меня.
— А я тебе о чем толкую? Скитания в человечьих землях — не увеселительная прогулка для юных дев. Перестань ей потакать, Клевер уже достаточно распустил пигалицу. Какого пырия она мне похмелье продлила? А вдруг ночью что-то случилось бы, а я не смог вовремя прийти на помощь?.. — и так чуть ли не каждый день.
В остальном дорога не тяготила. Стояла весна, степь (настоящая, ветлужская, а не моя из сна) зеленела, потихоньку зацветая. Светило солнышко, заливались жаворонки, иногда налетали стремительные ливни — в общем, все шло своим чередом.
Днем я старался урвать хоть часок сна, чтобы выломать очередную ветку из тернового куста. Дело продвигалось медленно. Времени на расчистку просвета, закрывшегося после неудачной попытки Малинки, потребовалось едва ли не больше, чем в первый раз. Шипы продолжали впиваться в руки, ветер буйствовал в ответ на мою боль, в голове кололо, в глазах темнело — короче, веселье было еще то. По счастью, раны заживали бесследно, стоило добраться до позели, а рубаху я берег и снимал перед тем, как взяться за куст, так что ни Малинка, ни Эрика не тревожили меня сочувственным кудахтаньем.
Отсутствия сладенькой вскоре прекратились, чему я, понятное дело, был только рад. Рассказал ей как-то о своем кошмаре, она подивилась.
— Может, тебе стоит время от времени напиваться? Вдруг еще что-то вспомнишь?
— Может, мне еще чар-грибом начать закусывать? Вспомню-то я, пожалуй, только то, что было после отцовских ковыряний в моей голове, а это не слишком интересно, потому как более или менее понятно. Пришла за мной мать в ту пещерку или нет — какая разница? Если и пришла, все равно после нас очень быстро разлучили, я уверен. Но мне почему-то кажется, что тогда, в подземелье, видел ее в последний раз.
Малинка не стала спорить, покивала задумчиво. Сладенькая в последнее время была рассеянной или, скорее, погруженной в какие-то мысли, похоже, не имевшие ко мне никакого отношения.
Что ж, Тимьян, в конце концов, можешь дойти до Окоёма и набиться к Дёрену в слуги или ученики, как повезет. Где-нибудь через полгодика освободишь память, выпустишь ветер, глядишь, человечий колдун и наставит тебя в науке управления стихией. Кстати, интересно, откуда черпает силу Малинкин знакомец?
* * *С караваном Кремня шли несколько путников: кому нужно было в Светлогорье, кому — в лежащие по дороге селения. Был среди них мужик, Зор-каменщик, с дочерью лет десяти с небольшим, Пеночкой. Жена Зора давно умерла, и он не первый год бродил из города в город, перебиваясь непродолжительными работами. В столицу Светаны его погнал слух о том, что недавно женившийся король собирается возводить новый дворец для молодой супруги. Известие походило на правду (светанский король действительно недавно женился) и давало надежду на спокойную и сытную жизнь в течение нескольких лет.
Я не стремился к общению с кем бы то ни было из каравана — не до того. Где-то внутри все явственней ворочалась тревога, подгоняя не слишком успешный труд по выламыванию отцовского наследства. Чтобы не вызывать подозрений, приходилось, конечно, какое-то время проводить среди людей, но тут на меня наседал либо Корень со своим занудством, либо Эрика с вопросами, новостями и впечатлениями.
Айрица определенно находила удовольствие в моем обществе. Полное имя братца, казалось, позабыла напрочь, от него остался только первый слог. И даже не просто Тим, а Ти-им — сестренка растягивала с неповторимой интонацией, и, признаюсь, звучало это очень мило. У Корня, когда он бывал рядом и слышал ее «Ти-им» рожу перекашивало, будто зуб болел. Гримасы друга, что скрывать, доставляли не меньшее удовольствие, чем болтовня с Эрикой.
Сестренка быстро подружилась с Пеночкой. Дочка каменщика не отличалась красотой: худенькая, довольно высокая для своих лет, нескладная и угловатая, волосы жидкие, светлые с рыжиной, лицо в блеклых, почти желтых веснушках, увы, не добавлявших ей очарования, только беззащитности. Несмотря на, скажем прямо, не радующую глаз внешность, Пеночка была милой девочкой кроткого нрава, а ее робость исчезала бесследно, стоило ей начать петь. Голосок не слишком сильный, зато для уха приятный и мелодию ведет отменно. Мужики из охраны и те заслушивались.
Эрика сразу заметила, что девчушка смотрит на нее с восхищением, но боится подойти к взрослой красавице, и сама, осторожно, исподволь, завязала дружбу. Мне призналась, что Пеночка привлекла своей «нечеловеческой», по выражению сестренки, невинностью, а с ее отцом айрица вела долгие разговоры о зодчестве. Вернее, говорил Зор, с удовольствием рассказывая о любимом деле, Эрика все больше спрашивала — в Зеленях-то дома из камня не кладут. Не знаю, много ли она понимала из объяснений каменщика — я особо не вслушивался, но то, что долетало до ушей, казалось заумным и скучным. Может, потому что строительство никогда не увлекало. Шалаш из веток могу сложить, чтобы в лесу переночевать, а большее на кой бродяге сдалось?
Пеночка, к моему несказанному удивлению, очень быстро поладила не только с Эрикой, но и с Корнем (перед остальными вооруженными мужиками она страшно робела). Айр относился к ней, как к ручной пичуге или котенку: не упускал возможности потрепать по голове или угостить лакомым кусочком, прибереженным нарочно для такого случая. Сестренка, глядя на эту трогательную дружбу, даже стала меньше язвить Корешка.
— Ты, я смотрю, потихоньку овладеваешь человечьими хитростями, — сказал я ему как-то на привале, когда Эрика с Пеночкой отошли к речке сполоснуть миски.
— Ты это к чему? — друг очень похоже изобразил удивление, еще сильнее вырастая в моих глазах.
— К тому, что бабу проще всего к себе расположить, проявив доброту к ее детенышу. Сестренка с Пеночкой чуть не с самого Уста носится, и ты взялся девчонку опекать.
