Мечты о полете - Келли Сент-Клэр
— А что насчёт того, который погиб? — спрашивает он.
Моё дыхание сбивается.
— Шквал? Всё, чего он хотел, это поцелуй и хороший матрас, — говорю я.
Мой голос надламывается, и я смахиваю слёзы.
Джован наклоняет голову и целует мою ладонь. Моё дыхание сбивается совершенно по другой причине. Я поднимаю на него взгляд.
— Я прошу прощения за свою роль в его смерти, — говорит он.
Что-то непроизвольно сжимается от его слов. Неужели в глубине души я винила его?
— Значит ли это, что ты закроешь Купол? — спрашиваю я, поднимая напиток с подноса.
Хотя мы находимся в задней части зала, персонал делает всё возможное, чтобы обслужить Короля.
Он качает головой, беря кубок.
— Нет, этого нельзя сделать. Купал сдерживал уровень преступности на низком уровне более ста лет. Закрыть его было неосуществимо. Однако я планирую предложить выход с честью тем, кто состязается.
Я кладу ладонь на его руку, ощущая твёрдые мышцы. Это начало.
— Спасибо.
Это значит больше, чем извинения за смерть Шквала.
Он хмурится, глядя на мою руку.
— Ты замёрзла.
— Нет, мне достаточно тепло.
Я опускаю глаза и вижу, что на моих руках появились мурашки. Наверное, мне холоднее, чем я думала.
— У тебя гусиная кожа, — говорит он.
— Гусиная кожа? — спрашиваю я, смотря на него. — Почему вы это так называете?
Он смеется.
— Знаешь что? Я понятия не имею.
Он начинает стягивать с себя тунику.
— Что ты делаешь? — шиплю я.
Он не в своём уме? Джован снова смеётся. Я тоже хихикаю. Этот звук заразителен. Часть той скрытой харизмы, которой он обладает в большом количестве, просачивается наружу.
Он протягивает мне тунику.
— Надень.
Я смотрю на него, будто он сумасшедший, и просто на случай, если он упустил мой взгляд, я говорю ему это.
— Ты замерзла, надень это. Некоторые женщины носят туники, — говорит он.
Я оглядываюсь вокруг и вижу, что он прав. Многие женщины носят их. И никто из полуобнажённых мужчин нисколько не кажется замёрзшим. Первый Сектор — самое тёплое время перемены для них.
— Пожалуйста.
Его тон заставляет меня потянуться за туникой. Я не обращаю внимания на несколько вздохов, когда беру её.
— Дай-ка, ты же не хочешь испортить свои волосы.
Он помогает надеть её через мою голову.
— Твои волосы выглядят прекрасно. Они такого же цвета, как драгоценные камни на твоих туфлях.
Он лично выбирал мои туфли? Я-то думала, он приказал одному из подручных сделать это. Я смотрю на него и неуверенно улыбаюсь. Мне нужно больше жидкой храбрости для направления, которое приобрёл наш разговор.
— Откуда взялось платье? — спрашиваю я.
Он долго изучает моё лицо, а затем окидывает взглядом медленно танцующую толпу. Она значительно поредела, пары, несомненно, уходят, чтобы найти укромный уголок или комнату. Грех танцует с Арлой. Я ухмыляюсь и качаю головой, ничуть не обижаясь. Осколок, однако, не выглядит счастливым по этому поводу. Он стоит у стола с кубками и смотрит в их сторону.
— Осколок, мой друг, тебе лучше туда не лезть, — бормочу я.
— Что? — говорит Джован, и я качаю головой.
Льда и Вьюгу нигде не видно. Я не слишком долго размышляю над тем, что это значит. За столом Лавина снова поглощает еду и, что удивительно, разговаривает с Роном.
— Ты знаешь, что все, кроме Гнева, отказались присоединяться к Дозору? — бормочет Джован, наматывая прядь моих волос на свой палец, тот, что со шрамом.
— Да, — говорю я, немного смущённая ощущениями, которые он вызывает.
— Ты собираешься раскрыть эту мысль? — спрашивает он.
Я пожимаю плечами.
— Что ты сделаешь для этого?
Я подражаю его прошлому ответу.
Он обхватывает моё лицо, пока я сижу в недоумении, и придвигается вплотную. Словно ворота приподнимаются, и я тону в голоде его взгляда.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — мягко говорит он.
Это его опасный голос. Я облизываю свои сухие губы. Я не могу ничего придумать. Я не знаю, что является его «грушей».
— Они слишком верны хозяевам бараков. Трюкач и Алзона спасли большинство из нас. Они не чувствуют, что могут уйти с честью, хотя большинство из них хотят этого.
Я протягиваю руку вверх и отрываю его руку от моего подбородка, палец за пальцем. Джован усмехается над моими попытками и не делает никаких движений, чтобы помочь или сопротивляться.
Я слегка зеваю. Его туника похожа на одеяло, всё ещё теплая от его тела.
— Пора спать? — спрашивает он.
Я хихикаю от того, как глупо звучит этот вопрос из его уст.
Он поднимает меня.
Люди пялятся на нас, когда мы выходим. Я знаю, что именно они думают, и не могу заставить себя переживать. Я машу друзьям. Осколок поднимает брови, глядя на меня. Я вскидываю бровь в ответ и снова хихикаю. В чём его проблема?
Джован и я поднимаемся по лестнице, хватаясь друг за друга, когда оказываемся слишком близко к стене или бронированному украшению. Мы падаем у моей двери, задыхаясь от смеха после того, как он врезался в стену.
Я встаю, как только обретаю уверенность в ногах, и начинаю стягивать его тунику. Он останавливает меня.
— Нет, ты оставишь её до завтра. Вот как это работает.
Как что работает? Наши взгляды встречаются, и я забываю свой вопрос. Он кладёт руку на стену позади меня. У меня перехватывает дыхание, когда он наклоняется ко мне.
В коридоре раздаются крики гостей вечеринки, нарушая момент. Он со вздохом отступает назад.
— Спокойной ночи, — рычит он и уходит не оборачиваясь.
Я знаю это, потому что смотрю на него, пока он не исчезает за углом.
Вернувшись в комнату, стягиваю с себя тунику и вешаю её на стул. Я прислоняюсь к одной из колонн у кровати, голова кружится. Разве плохо быть разочарованной тем, что он не вошёл со мной? Что он даже не попытался поцеловать меня. Что бы случилось, если бы он пришёл сюда?
Ворчливый голос — тот, который я предпочитаю игнорировать, — подсказывает мне ответ.
Боковая дверь со скрипом открывается и затем захлопывается. Всё ещё опираясь на колонну, я держу глаза закрытыми, делая
