Франциска Вульф - Рука Фатимы
Впервые Ло Ханчен кивнул ей в знак согласия. Очевидно, китайские врачи, пользуясь своими методами обследования больного – по цвету языка и по пульсу, – пришли к тому же выводу. Китайцы дали больному какой-то вонючий отвар, и ему стало лучше – то ли от действия снадобья, то ли по чистой случайности. А ведь еще вчера он обливался холодным потом, корчился от резких болей. С сияющим лицом он протянул Беатриче мисочку, в которой лежал источник его недавних страданий – гладкий серый камешек овальной формы величиной с яблочную косточку.
– У нас на родине это называется почечным камнем, – объяснила она Толую.
С первого же дня Толуй проявил живой интерес к медицине, замучив ее вопросами. От этого еще интереснее работать. Передавая камешек больному, она видела его сияющее лицо, когда он услышал, как камень звякнул, ударившись о стенки миски. Толуй осторожно взял камешек и внимательно осмотрел его со всех сторон.
– Твердый, – с удивлением констатировал он. – Твердый, почти как кость. А как лечат эту болезнь врачи у тебя на родине?
– Ненамного иначе, чем китайские врачи, – ответила Беатриче, с трудом выпрямляясь.
Постоянно сидеть на корточках становилось все труднее. Шла уже тридцать восьмая или тридцать девятая неделя беременности. Болела спина; кроме того, она затягивала живот корсетом, а это совсем не нравилось находящемуся в ее утробе ребенку, который в знак протеста все сильнее колотил ножками.
– Мы тоже даем больному лекарство, чтобы камень скорее вышел. Рецептура, конечно, другая – мы используем другие травы и компоненты. Но если камень слишком большой…
Она не успела рассказать Толую о раздроблении камней, об извлечении камня петельным способом, о хирургических операциях…
Раздался громкий крик, и в зал Утренней зари вломились шестеро человек, неся на руках завернутого в белую простыню мужчину. Перебивая друг друга, они возбужденно выкрикивали слова, смысл которых невозможно было разобрать.
– Что случилось? – спросила Беатриче.
– Они принесли своего хозяина, – перевел Толуй, – с ним, кажется, случился приступ.
Ло Ханчен и его коллеги равнодушно смотрели в сторону пришельцев. Те возбужденно бросились к врачам. Больного качали из стороны в сторону, и Беатриче испугалась, что у него оторвется голова или сломается позвоночник.
Ло Ханчен и его ассистент, бегло взглянув на больного, покачали головами. Никто из них не шевельнулся, чтобы оказать помощь.
– Почему они отказываются ему помочь? – спросила Беатриче.
– Они говорят, что это бесполезно. Он умирает.
– И такой вывод они сделали, толком не осмотрев его? – удивилась Беатриче, глубоко вздохнув, еще раз убедившись, как трудно понять китайцев. – Тогда я займусь им.
– Врачи считают, что это бессмысленно. Они говорят…
– У меня на родине так легко не бросаются человеческими жизнями. Пойдем со мной, ты мне поможешь.
Лицо юноши расплылось в широкой улыбке, и они вместе поспешили к новоприбывшим.
Беатриче указала на пустую койку – им надо уложить больного, которому между тем становилось все хуже: он кряхтел, задыхался, не мог говорить. Но вот так сразу заявить, что случай безнадежный, Беатриче не решилась бы.
– Они спрашивают: ты что, действительно хочешь им заняться? – перевел Толуй.
– Постараюсь сделать все возможное. Приподнимите его, чтобы ему было легче дышать! – скомандовала она.
Ло Ханчен, стоящий за ее спиной, метал громы и молнии, но она не обращала на него ни малейшего внимания.
Сейчас есть дела поважнее, чем ущемленное самолюбие старого китайца.
– Вы его родственники?
Толуй покачал головой, быстро сворачивая одеяло, чтобы подложить больному под спину.
– Нет, мы его слуги. Его зовуг Янг Вусун.
– Янг Вусун, вы слышите меня?
Беатриче почти выкрикнула свой вопрос, но больной так силился набрать в легкие воздух, что не слышал ее.
– Спроси слугу, как это случилось! – сказала она.
Толую и начала расстегивать на больном рубаху.
Слуги хотели ее остановить, но нескольких слов Толуя хватило, чтобы они успокоились и отошли на несколько шагов.
Беатриче чувствовала на себе их недоверчивые взгляды. Когда осматривала больного, они зорко следили за каждым ее движением.
Больному не больше тридцати. По телосложению он напоминает борца сумо.
Конечно, болезнь нельзя исключать, но Беатриче все-таки считала, что дело в другом. Судя по одежде, он, возможно, чиновник при императорском дворе, а стало быть, ведет довольно разгульную жизнь. Не инфаркт ли?..
А может быть, гипертонический криз или инсульт?.. Конечно, он слишком молод для таких болезней, но при его полноте это не исключено.
– Они говорят, он вдруг потерял сознание и упал, – сообщил Толуй.
Беатриче приложила ухо к пухлой груди: пульс в норме, но в левом легком прослушиваются подозрительные шумы.
– Что с ним? – спросил Толуй.
– Что-то с легкими.
Она стала простукивать грудную клетку. В левом легком звук, кажется, немного глуше, чем в правом, но точно не скажешь. Похоже на пневмоторакс, но не исключено воспаление легких или даже разрыв. В таких условиях обследования… Больной хрипит, словно его душат… Беатриче готова была все отдать за стетоскоп!
– Что все-таки случилось? Кто-нибудь из вас видел, как все произошло?
Толуй переговорил со слугами и отрицательно помотал головой.
– Нет, к сожалению, никто не видел. Но они говорят: он вдруг закричал, закашлял и стал задыхаться.
Не густо информации… Дыхательные пути заложены, но чем? Тысяча причин могла вызвать такие симптомы.
– Ваш господин был возбужден или перенапрягся до этого? Может быть, находился в саду и его укусило ядовитое насекомое или змея?
Толуй перевел вопрос и снова отрицательно покачал головой.
– Нет, ничего подобного. А что ты собираешься делать сейчас?
Да, это вопрос… Господи, как она ненавидит такие ситуации!
Больному становится все хуже, время уходит… Если срочно не принять меры, прогноз Ло Ханчена сбудется. У нее самой участился пульс…
– Чем он все-таки был занят, когда это случилось, – можете мне сказать?
Выслушав китайцев, Толуй предположил:
– Мне кажется, они знают больше, но стесняются сказать.
– Может быть, он был с женщиной? Любовное свидание?
Беатриче стала терять терпение: неужели только она одна здесь понимает, в каком угрожающем состоянии больной…
– Толуй, объясни им; господин умрет, если они сейчас же мне не скажут, как это произошло! Заверь их, что никто ничего не узнает! На моей родине мы даем клятву о неразглашении медицинской тайны – что-то вроде обета молчания, понимаешь?
