Истинная для проклятого (СИ) - Маклин
От такого обилия литературы у Анны закружилась голова. Как же много книг вокруг! Сколько времени понадобится тому, кто решит перечитать все эти произведения, а главное — как сильно нужно любить читать, чтобы вообще решиться на это.
С высокого потолка свисали шикарныепаникадило. Уютный свет свечей придавал просторному залу волшебный вид. Держась за деревянные перила, Анна стала медленно спускаться по ступеням. Она не любила книги, но библиотека выглядела так величественно, что даже не питающий страсти к чтению человек не смог бы сдержать своего восхищения при виде такой красоты.
В углу зала стоял круглый стол на одной единственной толстой ножке. На гладкой поверхности выстроились серебряные канделябры с наполовину подтаявшими свечами. Очевидно, граф читал при них по вечерам, чтобы яркие паникадило не нарушали уютную атмосферу.
— Как красиво! — не выдержав восхищения, воскликнула Анна.
Глава 30
Она завороженно переводила взгляд с одних высоких книжных стеллажей на другие. Книги ее ничуть не интересовали, как и их содержание, но атмосфера библиотеки пленяла.
— Интересно, сколько здесь книг? — озираясь по сторонам, полюбопытствовала Анна.
Граф улыбнулся при виде захлестнувшего ее восторга.
— Я собирал библиотеку не одно столетие, — признался он, с гордостью разглядывая полки, забитые изданиями. — Здесь есть произведения, которые я перечитывал не раз, и те, которые оказались мне не по нраву, но я все равно храню их с особой любовью.
Анна повернулась к нему.
— Но почему? — не поняла Анна. — Если книга вам не нравится, то почему бы не избавиться от нее и не хранить только любимые и хорошие?
Граф Эмирсон поморщился, выражая несогласие с ее словами.
— Нет, так нельзя, — возразил он задумчиво. — Потому что плохих книг не бывает. В любой найдется что-то полезное. К тому же, избавиться от какой-то книги, — граф помрачнел, — все равно что уничтожить мир, придуманный и написанный тем, кто, возможно, проводил за столом и с пером в руке ночи напролет, записывая историю, закладывая в нее часть своей души. Избавление от книги — это убийство частички чьей-то души!
Анна подняла брови. Она его не понимала. Вскоре недоумение на ее лице неожиданно сменилось улыбкой.
— Мне кажется, вы преувеличиваете, — призналась она, снова взглянув на полки, но уже совершенно обычным взглядом. Огонек восторга исчез. — Это всего лишь книги, и ничего в них особенного нет и быть не может.
Граф потупил взор, не веря услышанному.
— Вы правда так считаете? — спросил он.
Анна обернулась и спокойно кивнула, не замечая его растерянности.
— Книги — всего лишь страницы, наполненные буквами, — пожала плечами она.
В глазах графа Эмирсона блеснуло презрение. Анна заметила его, но сделала вид, что ничего не видела и прошла дальше, теряясь за стенами стеллажей, и то появляясь, то снова исчезая среди переходов книжного лабиринта.
Граф следил за ней взглядом, пытаясь понять причину, по которой Анна говорила столь равнодушные, на его взгляд, слова. То, что было для него смыслом жизни, для нее — не имело ровно никакого значения. То, чем он гордился и восхищался, для нее — было пустой тратой времени.
Впрочем, он понимал, что людям свойственно не сходиться во взглядах. Это вполне естественно, и даже необходимо, чтобы отличаться друг от друга и иметь разные мнения. Жизнь потому и красочна, что люди друг на друга не похожи. Граф это осознавал и принимал. Но понять, как книги могут быть для кого-то всего лишь страницами и буквами, он не мог, даже если сильно постарался бы.
Еще долго он оставался неподвижен, сохраняя мрачное выражение на лице и размышляя над ее словами. И вдруг в нем что-то переменилось. Взгляд стал яснее, цвет лица — ярче.
— Мисс, — позвал он, стремительно подойдя к одному из стеллажей, но не находя там Анну, вопреки ожиданиям.
— Звали? — донесся ее голос из другого конца библиотеки.
Граф повернулся в ту сторону. Он даже не заметил, как она проделала такое расстояние. Слишком уж она была шустра, а он — чересчур задумчив.
— У меня к вам вопрос, — сказал он, двинувшись к ней.
Анна застыла рядом с круглым столом, заваленным старыми книгами, и с интересом рассматривала глобус, стоящий на деревянной подставке.
— Я вся во внимании, — сказала она, кончиком пальца осторожно проводя по круглому макету с изображениями стран.
— Вы читали когда-нибудь? — взволнованно спросил граф.
— В детстве, — Анна легонько крутанула глобус.
— И все? — удивился он. — А в осознанном возрасте не читали?
Анна оторвалась от глобуса и перевела глаза на графа.
— Нет, а что? — спросила она таким равнодушным тоном, словно не видела здесь ничего страшного, в то время как для графа ее признание было сравни каменному молоту, бьющему по железной наковальне. Таким же оглушительным и пугающим. — Мне это неинтересно. Разве это странно? Не все любят книги.
— Да, не все, — согласился граф, выдохнув, — но толком не попробовав чтение, нельзя быть уверенным, что вы относитесь именно к таким людям.
Анна улыбнулась.
— Но я читала, когда была маленькой, — напомнила она, — и мне не понравилось.
— Однако сейчас вы вовсе не ребенок, — заметил граф, пристально глядя на нее. — Почему бы не попробовать снова?
— Что?
— Почитать, — предложил граф, воодушевившись. — Начните с малого. Прочтите хотя бы одну книгу и, если не понравится, можете и дальше утверждать, что в книгах нет ничего особенного.
Анна видела, как задели графа ее рассуждения о чтении. О том, что книги не важны. Это были чуть ли не первые эмоции, которые она увидела на его обезображенном лице с момента их первой встречи. Ранее он такого энтузиазма не проявлял. Поэтому она решила пойти ему навстречу и кивнула.
— Хорошо, — решительно согласилась Анна. — И какую книгу мне почитать первой?
Граф расплылся в широкой улыбке, обнажив белоснежные зубы, и Анна впервые увидела на правой половине его лица ямочку. Девушка невольно вздрогнула. Эта ямочка показалась ей знакомой. Словно она уже видела ее когда-то, очень давно.
Граф судорожно заозирался по сторонам, обдумывая, какую бы книгу посоветовать Анне, чтобы заложенная на ее страницах история могла заинтересовать девушку и пошатнуть ее уверенность в бесполезности чтения. Но среди множества прочитанных им произведений не было одного, которое бескомпромиссно выделялось бы на фоне остальных.
Граф Эмирсон был из
