Великая княжна Настасья (СИ) - Лин Айлин
Сомнений в качестве полученной зажигательной смеси на основе спирта было всё больше, и я решила не рисковать. Но своё «самогонное дело» не бросила. Отнесла брагу и кастрюли в клеть в Дане. Девушки косились на вонючие горшки и непонятные для них кастрюли. Обучать перегонке браги решила только ключницу, пусть уж потом она доверит это дело тому, кому посчитает нужным. Показала готовый самогон и как делать из него настойки. Дана долго с сомнением нюхала моё «ноу-хау», но согласилась попробовать. Первая настойка «созреет» только дней через двадцать, но ради хорошего результата можно и подождать. Главное, что они будут обеззараживать раны, только надо пометить фляжки, накладывать повязки с настойкой на спирту, на открытые повреждения нельзя.
Дни становились всё теплее. Земля оттаивала и наши работы по копке рва пошли быстрее, пласт за пластом, снимали мужики подтаявший верхний слой грунта. Показала я Деяну чертежи подъёмных ворот, что должны не только отрезать Вежу от остальной земли, но и стать дополнительной защитой, закрывая собой доступ к входным вратам. Муж только удивлённо качал головой, а потом сам пошёл в посад, обговорить с плотниками их постройку.
Так и проходили наши суматошные дни: от посада к городским стенам, оттуда в мою мастерскую - порох тоже надо было изготовить в изрядном количестве.
Лишь по вечерам удавалось немного передохнуть, да и то сил иногда хватало лишь на то, чтобы добраться до постели.
Матушка также подкинула забот. Заставила вышивать эту пресловутую рубаху, которую я должна была подарить Деяну ещё перед свадьбой. Надо ли говорить, что работа шла медленно и не отличалась изяществом. Милава не давала мне покоя, в конце концов, одёжа была готова. Перед сном я вручила её Деяну, надеясь, что он не будет сильно разглядывать. Муж развернул мой подарок, посмотрел на кривые стежки, улыбка пряталась в уголках губ, в глазах плясали смешинки. А мне было стыдно, что не могу сделать обычную рубаху, которые женщины здесь шьют на всё семейство год от года. Поблагодарив за дар, Деян аккуратно свернул одежду и уложил в сундук, сказав, что одевать подарок жены следует только по праздникам, и то, хотелось добавить мне, людям на потеху.
Мои самогонные опыты сыграли и со мной злую шутку. Вторую партию, которую я варила, для того чтобы объяснить Дане весь процесс, готовила, не отходя от кастрюль, печь нещадно чадила, дым в сочетании с винными парами превратился в смрад. Кое-как дождавшись окончания перегонки, бледная, как покойница, я поднялась к себе. Переполошилась Алёнка. Через минуту в покои влетела матушка:
- Доченька, что случилось?
Меня мутило, перед глазами всё плыло:
- Ничего, похоже, просто надышалась дымом.
Милава подошла ближе, внимательнее вгляделась в моё лицо:
- А не носишь ли ты дитя под сердцем?
- Н-нет, - вопрос обескуражил, - точно нет.
- Да живёте ли вы с мужем как супруги? – княгиня проницательно на меня покосилась.
- Нет, - прошептала я, отвечать на такие вопросы было неловко.
Лицо Милавы сделалось серьёзным и опечаленным:
- Неужто не мил тебе Деян, доченька?
- Он мне стал очень дорог, матушка, только муж и внимания на меня не обращает, когда мы одни, - обида, копившаяся на благоверного, прорвалась слезами. Милава обняла меня, баюкая, как маленькую:
- Глупенькая, бережёт он тебя, напугать боится, причинить боль. Сама ты должна поласковей с мужем быть, - матушка улыбалась, - какая ты ещё совсем девчонка, с печенегами воевать не струсила, а к мужу и подступиться, как не знаешь.
А ведь я, действительно, робела перед Деяном, как на первом свидании. Сердце колотилось от его запаха, хотелось прижаться к нему, вдохнуть поглубже дивный аромат его кожи, смотреть, не отрываясь, в чудесные очи, услышать, как он называет меня своей пичужкой.
Глава 36
Умывшись ледяной водой, я пришла в себя. Вскоре пришёл и Деян, узрев меня в таком виде, напугался:
- Настасьюшка, да на тебе лица нет, хворь какая приключилась?
Я успокоила мужа и без сил, разбитая, словно весь день мешки с углём таскала, отправилась спать. Сил соблазнять собственного благоверного никаких не осталось. Но я планировала это сделать сразу же, как только появится время. И энергия.
Быстро мелькали дни, вот уже и березозол перелетел за половину, наступила Комоедица (прим. автора – Масленица у древних славян). Весь город собирался к празднику, пеклись угощения, девицы готовили лучшие наряды и украшения. Вечером, накануне гуляний, меня позвала матушка.
Войдя к ней, увидела разложенное на кровати зелёное платье, всё расшитое алыми цветами.
- Возьми, доченька, принарядись завтра, сходите с Деяном на праздник в город. Совсем вы забыли, что молодые, только о делах и печётесь. Развейтесь, позабавьтесь. Да и народ уважите, чай мы не киевские князья, за стенами детинца не хоронимся.
Платье было великолепно, широкая юбка так и струилась, словно волнами, цветы переливались алыми бликами при свете свечей.
- Спасибо, матушка. А ты пойдёшь с нами?
- Нет, здесь побуду. Да на пиру встречу гостей званых.
Милава взяла на себя заботы, оставив нам взамен всю радость от праздника. Я с благодарностью обняла матушку, она погладила меня по волосам и легонько поцеловала в макушку.
Комоедица начиналась спозаранку. Поэтому ещё не встало солнышко, а меня уже подняла Алёнка. Деяна не было.
- Княгинюшка, уж и наряд я приготовила, поднимайся, - рыжая плутовка вихрем носилась по опочивальне.
Я натянула на себя платье, чернавка, расправив длинную юбку, ахнула:
- Красавица какая, ровно лебёдушка. Ох, распрощается окончательно воевода наш со своей головушкой, увидев тебя.
Поверх повоя Алёнка надела на меня расшитый алыми камнями кокошник, в цвет ему подобрала браслеты, ожерелья и кольца, осмотрела меня придирчиво со всех сторон:
- Глаз не оторвать, как хороша! - с придыханием прижала руки к груди чернавка.
Поверх платья я надела нарядную душегрею. Дождавшись Варвару, тоже собравшуюся на праздник, мы поспешили во двор. Воительница избавилась от своего ежедневного платья и оделась в ярко-голубой наряд, подчёркивающий светлый цвет её глаз. Распустила волосы, повязав узорчатое очелье. В последнее время начала я замечать, каким мечтательным становился взор суровой девы, когда глядела она на Руслава. Видно весеннее тепло, и нежные речи воина растопили ледяное сердце валькирии.
Во дворе уже шумел народ, гридни перемигивались с сенными девушками, все несли в руках угощение Медвежьему богу. Из толпы дружинников вышел ко мне навстречу Деян, в алой свите (прим. автора – верхняя длинная распашная одежда, разновидность кафтана), богато украшенной вышивкой, подпоясанной широким поясом, на плечи был накинут расшитый золотом корзно, отороченный мехом. Я засмотрелась на мужа, такого статного в этой одежде и такого притягательного. И увидела его заворожённый взгляд, Деян не отводил от меня глаз любуясь. Он подошёл, взял меня за руки:
- В дивную жар-птицу превратилась пичужка моя, - наклонившись, поцеловал мои ладони.
Тепло и нежность разливались по всему телу, в сердце звенели птичьи трели.
Шум всё нарастал, вскоре тронулись мы по дороге к воротам, а там свернули к лесу. К нам присоединились и городские жители, толпа всё росла. Многие радостно приветствовали нас с мужем. Снег под деревьями почти стаял, но ещё лежал плотной коркой, не давая земле оттаять. Девицы с песнями и прибаутками раскладывали на пеньках блины – угощение Медвежьему богу.
Гридни затеяли игру в пробуждение хозяина леса. Один из парней укрылся ветками, словно спящий медведь в берлоге, а остальные, кидая в него талым снегом и палками пытались разбудить. Завели хоровод, пели, только гридень и не думал вылезать из своей «берлоги». Наконец, самая смелая девушка забралась сверху веток и принялась тормошить и «будить» медведя. Сорвав с его головы шапку и заливисто смеясь, девица убежала и скрылась за спиной подружек, а «разбуженный медведь» принялся её догонять.
