Выбор для Пепла (СИ) - Вознесенская Дарья

Но вот в чем уж я была уверена, так это в его потребности спасти меня.

Теперь уже нас обоих.

Самым любимым моим временем в переходе стали моменты привалов и сна. Они хоть как-то делили бесконечное пространство-время наших дней и ночей на отдельные детали.

Иногда мы жгли костер. Сидели кругом и разговаривали, что такое есть магия. И что есть… правда. Прошлого и настоящего.

И какое возможно при этом будущее…

Пальнел рассказывал, что прежде были только секты «правильных», но так же, как в Араклете происходило объединение ненавистников ворожбы, в южных землях объединялись те, кто точно знал - без магии выжить не возможно. И в секты в те входили далеко не только ворожи и ворожки - больше было не одаренных магически людей.

Рассказывал про то, что твари - а их было несколько видов - ничего никогда не разрушали. Они были подземной частью этой планеты, и именно они рыли ходы для подземных рек, их испражнения делали почвы плодородными, их «деятельность» не давала зеленым землям превратиться в пустоши и каменные горы. И они питались от магических источников. Охраняли их. Но после того, как было уничтожено столько источников, тем самым взрывом, остальные тоже стали гаснуть по цепной реакции.

А еще и потому, что люди принялись уничтожать тварей. Запечатывать проходы. Уходить дальше и прятаться. Уносить… ту силу, что была внутри них.

И сжигать… Сжигать ворожей и ворожек.  Вместо того, чтобы с помощью магии снова запустить источники. Снова зажечь огонь, что питает мир.

Полуразумные магические существа начали выходить на поверхность в попытках найти хоть немного магии… Да, не ведая, что разрушают и убивают. На то и полуразумные. А жители поверхности воспринимали это как предательство и зло ворожек.

- Под Араклетом уже многие из тварей заснули, - говорил Пальнел, а Квинт отводил мрачнеющий взгляд, - Окаменели. Земля сохнет изнутри. Десять лет… и это станет заметно. Ни воды, ни урожая. Эпидемии - потому как воздух не будет больше насыщен магическими частицами. Голод. И еще большее разделение на тех, кто сможет платить огромные деньги за еду и воду, кто сможет забирать это силой и тех, кто будет погибать в нескольких шагах от сути.

Мы разговаривали не только об этом.

Но те, другие наши разговоры, не были предназначены для ушей прочих. Они велись шепотом, когда все спали, а мы лежали в обнимку с Адрианом и обсуждали… ну, немного нас. И наши взгляды на происходящее и жизнь. И то, что каждый из нас любит простого. Делать, есть, видеть.

Цвета, закаты, сладости…

Что нравится друг в друге и прочие глупости. Мелочи, из которых складывается взаимопонимание.

Привыкали к прикосновениям друг друга… Мне нравилось лежать на груди у мужчины, укаченной в его объятиях; вдыхать запах Адриана, проводить рукой по его отрастающей щетине, а потом получать поцелуй в ладошку. Сплетать свои пальцы с его. Слышать стук его сердца.

Чувствовать его рядом.

Это не было похоже на романтику в привычном смысле или на признания в любви. Да и не романтичной, а физической любви в таких скученных походных условиях не случалось, хотя я чувствовала,  что мужчина иногда дышал много тяжелее и становился напряженней, когда я проводила нечаянно… а может специально ноготками по его шее или прижималась к нему особенно сильно.  Он рычал, а я улыбалась, ощущая довольство и предвкушение, что будет, когда мы дойдем хоть куда-то.

Признания в любви? Как когда-то признавался мой бывший муж?  Ничего такого я не ожидала… оказалось, что, когда человек выбирает смерть ради твоей жизни тебе уже не нужны слова.

Предложения выйти замуж? При нашем неясном будущем, когда каждый следующий день был не определен, было бы странно планировать свадьбу. И потребности нацепить особые головные уборы перед созданием семьи я не видела. Всему свое время.

Его покаяние и просьбы о прощении? И об этом мы не говорили. Я слишком хорошо осознавала, с чем он жил и почему поступил так или иначе… и не ожидала, что он станет каяться за то, какой он есть. Каким был.

Зато я сказала, кто я такая. Исключительно ему - так что у нас нашлось еще много тем для долгих сонных разговоров.

И мой рассказ вышел каким-то естественным, без всплесков эмоций и страха, что он не поверит - после всего, что мы узнали и сделали за последнее время, само мое попадание из другого мира уже не выглядело лживым.

Мужчина спокойно выслушал меня, а потом с каким-то облегчением прижался губами к моему виску и прошептал:

- Спасибо, что все еще доверяешь… не смотря на то, что я не единожды предал твое доверие. И спасибо, что хоть что-то в моих представлениях об окружающем встало на место. Странная девочка Ни-ка, оказывается, не просто так странная.

Я рассмеялась тихонько.

- А твои стихи… оттуда?

- Да.

- Прочитай мне что-нибудь.

Он часто просил об этом, и я никогда не отказывала.

Устроилась поудобней и почти пропела:

Да, это правда: где

я ни бывал,

Пред кем шута ни корчил площадного,

Как дешево богатство продавал

И оскорблял любовь любовью новой!

Да, это правда: правде не в упор

В глаза смотрел я, а куда-то мимо,

Но юность вновь нашел мои беглый взор,

Блуждая, он признал тебя любимой.

Все кончено, и я не буду вновь

Искать того, что обостряет страсти,

Любовью новой проверять любовь.

Ты — божество, и весь в твоей я власти.

Вблизи небес ты мне приют найди

На этой чистой, любящей груди.

В ту ночь… или что там было - не разберешь - мне показалось, что он прижимал меня как то особенно крепко.

***

Спустя продолжительное время мы окончательно «вынырнули» на поверхность. И двинулись в окраинных Араклетских землях, где - как все надеялись - уже не могло быть преследования. И никто не догадался бы, кто мы такие.  Переоделись, конечно, и купили дряхлую зверюгу.

Теперь Квинт уже не напоминал знатного решателя, я - слугу, а трое «правильных» - потрепанных жизнью воинов. Все стали обычными торговцами, покрытыми красноватой пылью, и везущие на своем шестилапом какой-то товар. Наши головы были замотаны тряпками, скрывавшими волосы и, частично, лица. И это тоже не бросалось в глаза, поскольку так выглядело большинство на дороге.

Скучно и непонятно теперь уже не было.

День стал похож на день, ночь - на ночь. А еда на нормальную пищу.

Что касается пейзажей… я не уставала любоваться.

Наш путь лежал то через причудливые красные скалы и глинистые почвы, ничуть не сливающиеся в одно яркое пятно, потому что то тут, то там выступали, как ребра, необычные каменные наросты. Как объяснил Сантор, один из наших спутников, это были живые, медленно растущие организмы, которые питались летающими насекомыми, пыльцой и семенами растений, брали из земли воду… и веками надстраивали и надстраивали причудливые конструкции.

Видимо, наподобие наших кораллов.

Потом началась лесная зона.

Густая, красно-розовая, наполненная вкусными запахами и щебетом крохотных птиц. Стало ощутимо жарче. В этом мире и так никакого севера и не было - то, что здесь считали холодной зоной я бы никогда севером не назвала.

ЗДЕСЬ КАРТИНКИ

Попадались и поля, и деревни. Желто-красное разнотравье, плодовые деревья с огромными фиолетовыми плодами, темная мякоть которого оказалась удивительно вкусной, сытной, оставляющей приятную кислинку.

Встречались и города вдалеке - их мы обходили стороной. Иногда заглядывали лишь в небольшие поселения, где, как мне показалось, жители были намного спокойней и улыбчивей, чем в области крупных столиц - пусть дома и выглядели беднее, а детки ходили в рванье.