Золотой перстень с рубином (СИ) - Добрынина Елена
- Говоришь, Анна Алексеевна расчет попросила?
- Так и есть. – Кивнул старик.
- И куда же она отправилась?
- Вестимо куда, на квартиру к дяде. Больше им ехать-то и некуда.
***
Пролетка тряслась и подпрыгивала на мостовой. Вместе с нею тряслась и Лилит – то ли от холода, то ли от дикого, леденящего душу страха. Муж ее, князь Александр Евграфович Оболенский был пьян и очень зол. Когда он практически за шкирку впихнул ее в экипаж и грубо приказал вознице трогать, Лилит поняла, что его терпению пришел конец. Она могла творить что угодно – тратить тысячи на наряды и проведение вечеров, отдыхать за границей и покупать себе дорогие украшения, усыпанные брильянтами, могла даже устраивать небольшие адюльтеры, но того унижения, что она доставила ему сегодня, он простить не смог. И теперь Лилия Сергеевна яростно обдумывала, как себя вести дома.
Они вошли в особняк на Английской набережной, когда часы пробили полночь. Словно чуя в этом дурной знак, Лиля пыталась скрыться от мужа в своих покоях.
- Идемте в кабинет.
- Ах, Александр, я устала и жутко хочу прилечь. Эти балы так выматывают. – Притворно зевнув сказала она.
- Понимаю. – Нехорошо усмехнулся князь и, схватив ее за локоть, потащил за собой. - Блдство уматывает, дорогуша. Но это лечится!
Лилит испугалась не на шутку. Мало того, что на руке синяк останется от лапищ грубияна-мужа, так еще и оскорбления придется проглотить. Она не знала, как себя вести: то ли устроить истерику со слезами, то ли умолять о пощаде.
Двери кабинета захлопнулись оглушительно, будто подписывая ей приговор. Лилит вздрогнула и затравленно посмотрела на князя. Что он задумал? Что взбрело в его шальную голову? Не у кого даже помощи попросить! Как назло, ни одной живой души. Лилит знала, что слуги не спят, просто попрятались, боясь попасть под горячую руку хозяину.
- Ложитесь на кушетку сейчас же! – Приказал Александр Евграфович.
Лилит было подумала, что отделается супружеским долгом. Конечно, не самая приятная процедура, но пережить можно.
- Как скажете. – Смиренно прошептала она, слегка улыбаясь, и опустилась на диван. Руки ее мелко тряслись, но Лилит не подала и виду. Так уже бывало за их совместную жизнь – наказание за ее выходки. Не часто, надо признать. Обычно Александр Евграфович прощал Лилит. Кроме, разве что, того раза, когда Николай прилюдно заявил об их отношениях в дворянском собрании.
Но когда муж взял со стены плетку, Лилит остолбенела. Улыбка сползла с ее лица. Не мог он поступить с нею так! Не мог! Но, видимо, князь считал иначе.
- На кушетку! – Рявкнул он так, что в воздухе, где-то под самым лепным потолком зазвенели капли хрусталя в люстре.
- Вы не сделаете этого! – Прошептала женщина, словно, не веря в то, что сейчас происходило. И взглянув на него, пьяного и с перекошенным злобой лицом, поняла - сделает.
Накрыла паника, неконтролируемый страх, захотелось бежать отсюда. Но Лилия Сергеевна знала – будет только хуже. Обреченно вытянулась она на кушетке, вцепившись руками в один из подлокотников. Судорожно сглотнула, стискивая зубы.
Плеть взвилась, рассекая воздух, и опустились каждой из девяти косичек на ее плечи и тонкую, нежную кожу спины, раня ее.
***
Аня почти собралась. В передней в ожидании висел салоп, в столовой стоял собранный саквояж. Она решила взять домой любимое платье, то зеленое, что надевала в театр. Пусть и штопанное, но чинила его Глаша, поэтому пусть останется на память. Тогда Аня сможет иногда доставать его и вспоминать всё, что с ней было. Словно сказочный сон, словно исторический фильм с её участием. А ещё Аня взяла книги и подарок Гнездилова - леденец в виде цветка в коробочке из магазина Елисеевых.
Сама она переодеваться не стала. Как была в бальном, цвета шампанского, платье, так в нём и решила идти в будущее. Какая в сущности разница, ведь дома всё равно придется переодеваться в джинсы и футболку. Ее время прекрасных платьев в пол завершилось.
На столе в столовой горела лампа. Аня присела на краешек стула и развернула белоснежный лист. Обмакнула перо в чернила и, чуть не сделав кляксу с непривычки, принялась выводить письмо для сыщика.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Она не знала, поверит ли ей Александр Сергеевич? Верным ли было писать ему? Но, Боже, она так привязалась к Ильинским, так была им благодарна за доброе отношение, что решила предупредить сыщика о грядущей Революции. Пусть он и не поверит, но, когда события начнут происходить, он поверит. Обязательно поверит. И сможет позаботиться о Натали и её родителях, сможет уберечь их. Дописав письмо, Аня нервно заходила по комнате. В полутьме она спотыкалась, не зная обстановки. Для неё эта квартира была чужой. Наконец, чернила просохли, и девушка запечатала конверт. Отдаст дворнику, когда пойдет в дворницкую.
Было ещё не очень поздно, чуть за полночь. Наверное, бал у Ильинских в разгаре. Жаль, что всё так вышло! Но, наверное, так и должно быть, с горечью подумала девушка. Ей не место в этом мире, не место рядом с Николаем. Как бы не хотелось, придётся смириться с этим. Да, она проиграла Лилит. Но разве ради победы она сражалась за его сердце? Она лишь хотела чуточку счастья, хотела просто быть любимой. Глупая. Не стоило и начинать, но разве можно приказать сердцу?
За окном шёл то ли снег, то ли дождь и капли яростно стучали в окна. Тусклый свет от лампы бросал на стены тени. Неуютно и незнакомо. Быстрее уйти отсюда! Спуститься в дворницкую, вдохнуть сухой, раздирающий легкие воздух, учуять запах пыльных вещей в чулане, услышать тихий разговор на кухне, обнять Аську и Порфирия Георгиевича. Рассказать им обо всём. Или не обо всём. Нет, точно не обо всём. Лучше оставить некоторые вещи в сердце и никогда, никому их не показывать.
Тишина и потрескивание масла в лампе убаюкивали. Пора? Или посидеть ещё минутку? Странное дело, но, когда в последний раз Аня спешила перейти в будущее, скрываясь от Гнездилова, она и подумать не могла, что может тянуть и медлить, стараясь задержаться в этом времени на лишнюю секунду.
Громкий стук в дверь заставил её подпрыгнуть на стуле. Кто бы это мог быть? Испугавшись, что это Цыган явился по её душу, Аня схватила со стола перо. И сама же рассмеялась про себя - да уж, то ещё оружие!
В дверь продолжали тарабанить настойчиво и громко, не заботясь о соседях. Аня положила перо на стол, оправила платье и вышла в переднюю. Сердце билось где-то в горле. На автомате, не думая и не предполагая, она просто отворила дверь. На пороге стоял Николай.
Аня забыла, как дышать. Отступила на два шага назад, впуская ночного гостя. Ей казалось это сном. После танца и выплюнутых в её адрес обвинений и оскорблений, после сцены в кабинете он посмел явиться сюда? Обида и гнев захлестнули.
- Еще не все гадости сказали, Николай Павлович? - Язвительно отметила и вздернула подбородок. - Пришли договорить?
С безумным видом он вошел в квартиру, не сводя с неё взгляда. Дышал тяжело, словно за ним гнались черти.
- Нет, хочу поговорить с вами. - Сверлил он её взглядом. – А еще я хотел попросить прощения!
Пригвождённая его взглядом, она и вдохнуть не смела. Дверь хлопнула, закрываясь за мужчиной. Этот звук прозвучал как выстрел, развевая морок. Аня приблизилась к нему на шаг.
- Убирайтесь! Не хочу вас видеть, ясно?
- Я не уйду! - Николай опасно приблизился к ней. Его манили её губы, плотно сжатые. Его дурманил её запах. Он ещё витал в ноздрях, несмотря на долгую скачку под дождём. – Вы простите меня, Аннет?
- Мне нечего вам ответить. - Аня усмехнулась. Разве это легко: простить то, что он бросал ей, кружась в вальсе? Да и что это изменит?
Она развернулась, чтобы отойти от него подальше. Но не успела. Николай зацепил её у талии и потянул к себе. Аня задохнулась от неожиданности. Паника накрыла. Нельзя так! Нельзя!
- Отпустите меня, слышите!? - Пыталась сохранить самообладание она. - И убирайтесь вон, вас ждёт любовница, Лилия Сергеевна.
Это прозвучало с такой горечью, с такой болью, что у Николая сжалось сердце. Он не смог противиться себе, не смог преодолеть одуряющего желания уткнуться ей в макушку, вдохнуть запах этих кудрей. Притянул к себе, приник к ней. Плечи её подрагивали то ли от холода, то ли от нервного напряжения. Между ними только что молнии не летали. Тусклый свет лампы, стоявшей в соседней комнате, бросал на стену передней слабую тень от их силуэтов. Тени слились в размытое пятно, соединились в одно целое.