Звезда негодяя - Лариса Петровичева
Захлебываясь от боли, Эмма не понимала всех тех чувств, которые сейчас обрушились на нее. Она знала лишь одно: если Коннор сейчас погибнет, она тоже не сможет жить дальше. Ей просто незачем будет жить.
Вспыхнувший свет был таким ярким, что какое-то время Эмма не видела ничего, кроме этого света. Когда зрение к ней вернулось, то она поняла: Коннор побеждает. Он наступал, отправляя во тьму один сгусток огня за другим, и постепенно смерч смирялся, и его грозовое бурление стихало. Последняя молния оторвалась от смерча и ударила куда-то в сторону.
Эмма не поняла, почему вдруг стало так больно дышать и почему вдруг все бросились к ней. Коннор подхватил ее, прижал к себе… почему он так давит ей на грудь, почему по платью расползается красное пятно… Келемин распростерся на полу, и Эмма видела, что он умирает: лицо фейери серело, жизнь утекала из него. Почему никто на это не смотрел…
– Коннор… – прошептала Эмма, чувствуя, как рот наполняется кровью. Чужие лица вдруг сделались масками и растеклись яркими брызгами. Все отступило – звуки, запахи, чувства. Ничего не стало.
– Коннор. Не надо уже, – услышала Эмма голос Мартина, надтреснутый и горький. – Она умерла. Поздно. И все утекло во тьму.
***
– Он не умер. Такое не тонет.
Коннор сидел на скамье в дворцовом парке, слушал Мартина и смотрел, как садовники снимают яблоки, пригибая ветви специальными крючками, но будто бы ничего не видел и не слышал. Все долетало до него через слой невидимой ваты так, словно не имело к нему отношения.
– В общем, Келемин на самом деле работал от себя, а не от владык. Сначала он создал магический заряд, который его сообщник бросил через миледи Эдельстан и вас. Вы лишились магии, а в Эмме, наоборот, ожило спящее наследство ее подземных предков. Потом, когда вы с ней сблизились, она помогла вернуть и усилить вашу магию. На допросе Келемин сказал, что это было ему нужно для того, чтобы набрать преданных сторонников среди людей. Кто же откажется от такого подарка, как магия?
Все кончилось. Эмма умерла на его глазах. Дорога через леса и подземное королевство, которой они шли, привела его лишь к отчаянию и смерти. Тело готовили к отправке в Дартмун – король, мучимый угрызениями совести, предложил похоронить Эмму на столичном кладбище, но Коннор упрямо заявил, что заберет ее на север. Похороны в столице означали бы окончательную разлуку.
Он сказал себе, что никогда не вернется в этот город. Будет жить рядом с той, которая умерла с его именем на устах.
Коннор часто слышал о любви до последнего вздоха и считал все это выдумками поэтов, чтобы поскорее утащить девицу в постель – а теперь вдруг понял, что много лет ошибался. Он думал, что любви не бывает, есть лишь похоть и желание присвоить живого человека – и любовь вдруг поднялась перед ним во весь рост.
И он все потерял, когда понял, что только она имеет смысл.
– Келемин понимал, что после смерти брата владыки займутся Первым всадником, и решил подстраховаться. Сошелся с его величеством и начал обстряпывать дела наверху. Хотел породниться с правящей династией, и это почти получилось.
Мартин усмехнулся, и эта усмешка вытряхнула Коннора в реальность. Он угрюмо провел ладонями по лицу и спросил:
– Эмма была наполовину фейери?
– Да, – ответил Мартин. – Она действительно дочь мастера над болью, но нам надо было это скрыть, чтобы сделать ее ненужной королю. И я скрыл. Кто бы знал, что Келемин бросится в бой!
Коннор вдруг подумал, что ему все равно. Что будет с Келемином, кого там король приведет в невесты сыну, какие еще игры затеют спецслужбы, как будет себя вести его собственная Глубинная магия. Ему было плевать. Сейчас он просто хотел уехать в Дартмун. Мартин понял его чувства, потому что дружески похлопал его по руке и сказал:
– Мне в самом деле жаль, Коннор. Она была хорошей девушкой.
«Была», – подумал Коннор и ответил:
– Жаль, что я не смог стать для нее хорошим… – он осекся, не зная, как продолжить фразу. Хорошим другом? Но друзья не занимаются любовью. Хорошим мужем? Но они не женаты. Хорошим возлюбленным? Но они не признавались друг другу в нежных чувствах.
Любовь стояла перед ним во весь рост, и Коннор почти задыхался от того, что теперь ничего уже не мог исправить.
– Мы уезжаем через час, – произнес он, и Мартин добавил:
– Я прослежу, чтобы все было готово.
– Скажите, – вымолвил Коннор, – а нельзя ли сделать так, чтобы королевство фейери перестало существовать? Бросить к ним бомбы, запустить газ, запечатать все выходы? Есть ли хоть что-то?
Его начинало тошнить от одной только мысли, что рано или поздно среди подземных владык появится очередной Келемин, который захочет управлять людьми. Он принесет им щедрые дары – Глубинная магия была исключительно щедрым даром! – но потом сделает своими рабами.
Мартин прищурился так, словно Коннор заговорил о чем-то неописуемо приятном.
– В моей допросной Первый всадник, который уже не выйдет на свободу, – с улыбкой ответил он. – А Первый всадник – это знание всей системы безопасности подземного королевства. Не волнуйтесь, Коннор! Однажды мы найдем способ победить их.
Коннор усмехнулся. Ни один человек больше не будет убит на Йолле, ни одну девушку не нанижут на ветви дерева в чаще леса. Пожалуй, это то, ради чего стоит жить. Он понимал, что победа над фейери будет не завтра и не через год, но сама мысль о победе давала ему надежду.
– Если я вам понадоблюсь, напишите в Дартмун, – произнес он и, поднявшись со скамьи, пошел в сторону дворца. Там на ступенях уже стояли шеф Брауни и Тавиэль. Слуги, которые держались чуть поодаль, охраняли большой металлический ящик.
«Ей, наверно, холодно там», – подумал Коннор, чувствуя, что еще немного – и он окончательно потеряет силу духа. Отправиться в подземное королевство, идти тропами фейери, вступить в противоборство с Первым всадником, и все ради того, чтобы идти к гробу и понимать: ничего не вернешь, ничего не исправишь, хоть разбейся. Коннор не думал, что в нем может поселиться такая пронзительная пустота, что она может быть настолько глубока.
«Она вернула мне магию, – подумал он, вспомнив тепло Эммы и ее улыбку. – Она сделала меня тем, кто я есть».
Он вспомнил,
