Заложница Ада - Лали Та
Аркануум переродил меня на столько, что я одергиваю плечо, когда Константин тянет к нему руку. Его непривычно-холодные пальцы все-таки вцепляются в мой локоть, чтобы не вызвать конфуз перед камерами.
— Слава богу! — громко произносит он, чтобы зеваки успели запечатлеть его скорбь. — Она вернулась ко мне!
— «Она» хочет, чтобы ее немедленно отпустили, — с угрозой в голосе шепчу я. — Иначе я тут такое устрою, что век не отмоешься от судебных тяжб.
Константин разжимает объятия и смотрит на меня с усмешкой, но без удивления. От этого я вся наполняюсь недобрыми предчувствиями.
— Входи внутрь, Диана, — лилейным тоном произносит он, насмешливо мне кланяясь. — Твой друг, — он оборачивается к Пириану, который сидит в машине, напряженно глядя на меня через стекло, — может уехать. Я отпущу его, но только один раз. Если попробует последовать за тобой, то отправится следом за своим предводителем.
От его усмешки я едва ли не влепляю ему звонкую пощечину. Физическая потребность во мне приказывает оставить красный след оплеухи на самодовольной роже, но я сдерживаюсь, глубоко вдыхая.
Киваю Пириану, и тот неуверенно отвечает мне.
Таков и был наш план. Он должен был провести меня через границу. В логове врага, здесь, в солнечном Колдоре, он никак не сможет помочь. Теперь все зависит только от меня.
Меня всю колотит от адреналина, но я приказываю себе успокоиться мыслью, что он где-то здесь.
Константин идет по левую руку от меня, а сзади два его охранника в военной форме.
Своды дома просто пугающе-огромные, со стеклянными витражами, пропускающими солнечный свет. Каждый наш шаг разносится эхом по этим сводам, а вокруг стоит такая кристальная чистота, что я невольно задумываюсь о том, сколько же людей нужно для поддержания всего этого.
— Это дворец Колдора, — самодовольно произносит Константин, — его возвел мой отец. Здесь залы для заседаний совета, зал суда, комнаты для приемов, сады, бессчётное количество комнат для прислуги, и разумеется, покои премьер-министра… Всего и не перечислишь.
— Твой отец знал, куда направить налоги.
— Помнится, когда-то ты мечтала увидеть мой дом, — зло отвечает он.
— Это было давно, — равнодушно отзываюсь я, оглядывая позолоченные люстры.
— Твои чувства ко мне переменились, Диана? — спрашивает Константин, когда мы заходим в особенно огромный зал.
— У меня никогда не было к тебе чувств, — спокойно отзываюсь я, смотря на него прямо в упор. — Я просто не понимала тогда…
Я осекаюсь, слыша легкие шаги, приближающиеся к нам.
По тому, как замирает сердце, я понимаю, что чутье не может подвести меня.
Напрочь забывая о Константине, я оглядываюсь, и слезы набегают на глаза.
К нам медленно, словно не веря собственным глазам, идет Тесс. Она одета в легкое летнее платье с открытыми плечами, а ежик на голове теперь выкрашен в белый цвет.
— Боже… — шепчу я, прижимая руки ко рту. — Ты жива! Тесс, я думала он держит тебя в плену!
— В плену? — ее голос звучит удивленно, и только, когда она подходит еще ближе, я понимаю, что меня так насторожило в ее фигуре с самого первого момента.
На лице Тесс я читаю неприкрытую злость. Не понимаю в чем дело, застывая на месте и тупо смотря перед собой, пока она подходит ко мне не спеша, оглядывая, словно зверя в зоопарке. Пытаюсь обнять, но она отшатывается. Сводит темные брови на переносице, и чуть морщит носик, произнося:
— Зачем ты вернулась, Диана?
***
О чем он думал?
Жалкий идиот.
Рассчитывал, что проклятым доступно прощение?
О, нет…
Несчастный кретин. Чего он ждал? Что сможет заменить ей Константина? Думал о чем? Что она сможет полюбить его?
И сам усмехнулся от своих жалких потуг стать нормальным.
О, нет, для таких как он не бывает хэппи эндов. Для таких как он припасено местечко в аду в первых рядах. Это все, на что приходится рассчитывать.
Даже после смерти он не надеялся увидеть Диану. Их пути разойдутся. Он поступит прямым рейсом в ад, а она… Что ж, если и есть спасение господне, то ей-то оно точно доступно. И если бы он умел молиться, то попросил бы для нее долбаной вечности в райском саду. Взял бы все ее грехи на себя. Какая разница, сколько гореть? Что такое вечность он знал не понаслышке.
Так пусть Диана будет счастлива. Его смерть — это единственный выход для ее освобождения. Он, мать твою, не принц, чтобы отпускать благородно. Не в его правилах. Если не сдохнет, то и не отпустит никогда. А значит, Диане даже на руку то, что он сгинет. Только смерть могла остановить его от того, чтобы разжать свои лапы и выпустить ее на волю. Что ж… Теперь, когда он сидел в прогнившей камере, судьба показала ему, какой именно у нее план на него.
— Попался, ублюдок? — мерзкая жирная рожа охранника протискискивается сквозь решетку. — Теперь-то уж не сбежишь, — ухмыляется, а Мулцибер только голову на бок склоняет, прищуривая глаза. — Чего молчишь? Поди не так теперь весело тебе, да? — и разражается мерзким ржачем.
— А ты войди и повтори это, милый, — произносит спокойно, чуть усмехаясь.
— И зачем это мне? — ржет охранник. — Я лучше посмотрю, как ты сдохнешь тут.
Мулцибер вскакивает и оказывается у решетки так быстро, что охранник приходит в себя, только когда его хватают за грудь, сильно вдавливая в металл, едва ли не ломая грудную клетку.
— От-отпусти! — хрипит, чувствуя, как трещат кости. А демон ведь держит его только одной рукой, сияя своими неоново-зелёными глазами. — От-отпусти… Меня!..
— Что, уже не так весело? — тон из шутливого становится металлическим, а в глазах стоит такая жестокость, что охранник чувствует, как одежда становится влажной от ледяного пота.
— Смердишь, как кусок гнилого мяса, — презрительно выплевывает Мулцибер. Резко разжимает руку, и мужчина валится на пол, тут же отползая подальше от камеры, жадно хватая ртом воздух. — Пошел отсюда прочь, — демон кривится, отирая руку об одежду. — Еще раз почую твою вонь, разорву твою жалкую шкуру.
Охранник отползает к стене, в ужасе трогая себя трясущимися руками. Смотрит безумно, не понимая, как это произошло, и действительно боится, что демон вдруг просто пройдет сквозь прутья решетки. Как человек вообще может двигаться с такой скоростью?
— Это понятно? — Мулцибер произносит лилейным тоном, медленно обхватывая решетки сильными пальцами. И охранник впадает в ужас. Кажется, что металл действительно треснет под его руками.
— П-понятно… — хрипит, сам не узнавая свой
