Алая сова Инсолье - Ива Лебедева
А что? От поцелуев точно ничья девственность не страдает. Ну, если очень постараться и не пойти дальше. Дальше не пойти-и-и… Шатт! А это возможно?!
— Никаких поцелуев. Тело калечной я сожгу, шарф спрячу, чтобы не фонил. Алые близко, поэтому сжечь его вместе с хозяйкой не выйдет. А ты… лучше близко не подходи, потому что я за себя не ручаюсь!
Глава 45
Алла
Телега мягко подпрыгивала по пыльной дороге. Я эту пыль не видела, но очень хорошо чувствовала всем телом. За полотняным тентом вместе с нами этой самой пылью дышала ранняя ночь. Хрюше было безразлично время суток, он уверенно трусил в оглоблях. Мне тоже по большому счету от солнца было или холодно, или жарко, но никак не светло или темно.
Только Инсолье ворчал, что нормальные люди ночами должны спать в лагере, а не шляться по дорогам. Учитывая, что мы тронулись в путь без промедления именно по его инициативе, звучало странно.
Инсолье…
Зачем тебе мои глаза?
Почему ты так хочешь их мне вернуть? Чуть ли не больше, чем я сама. Да ты сам себя чуть в узел не завязал, лишь бы не нарушить эту мою дурацкую «девственность», без которой ритуал теряет смысл. Кажется, Инсолье даже себя чем-то проклял. Я сужу по тому, как он ругался, пока крутил клубок нитей внутри своего тела, словно перевязывал там что-то. А еще из его бухтения стало понятно — у него вся почти магия такая «вредительская». И применять ее к самому себе — большего идиотизма этот странный персонаж в жизни не делал. А теперь вот докатился.
М-да. Единственный мужчина в мире, которого я действительно хочу, взял и проклял себя импотенцией!
Откуда эта одержимость? Даже злость — хотя злится чудак часто и просто так, тут не будем придираться.
Кто ты, странный незнакомый человек, которого я нашла и почти нечаянно отобрала у смерти? Ты ведь остаешься рядом не из благодарности.
Из всех объяснений — одно упрямое «хочу!».
Хочу, и все. Жаль, что я эхолокацией владею, а мысли не читаю. Да еще и из-за моего необычного способа восприятия реальности я не всегда вижу выражение его лица. Больше догадываюсь по тому, как часто бьется сердце, а иногда и вовсе по запаху. Раньше, еще в том мире, запахов эмоций я не различала, но сейчас начинаю порой улавливать горькую кислинку злости и жженую известь ненависти. Грусть отдает стоялой водой и немножко солью, а вот радость я еще не нюхала. Зато отчетливо поймала запах желания, которое отчего-то заполняло мою тьму апельсином и раскаленными на солнце камнями.
Противостоять его напору было очень трудно, особенно когда не очень хотелось. А еще, когда он вдруг начинал что-то делать по хозяйству, у меня было впечатление, будто вокруг носится и суетится как минимум пять Инсолье. И обнимал он так, словно жалел: как это так — у него слишком мало рук, чтобы обхватить сразу везде и всю меня, как спрут-жадина.
Ему было очень трудно сдержаться, даже после проклятия.
А мне и подавно. Потому что я совершенно запуталась. К тому же не отошла от шока — впервые осознанно убила человека и не чувствовала по этому поводу ни капли раскаяния. Это значит, что я монстр?
Зато шок действовал как анестезия и давал возможность думать. Мое нынешнее тело вроде бы девственно. В теории. На практике — откуда мне знать, что с ним творилось, пока я не попала? Реакции вроде бы тоже того… девственные. Но моя эхолокация и даже ослабевшие от перенапряжения последних дней нити не могли четко нащупать сей маленький анатомический нюанс внутри моего же тела.
Но это ладно. Это, в конце концов, как-то все же можно будет уточнить. А вот что делать с тем, что в прошлой жизни я девственницей не была, причем довольно давно? Это считается или нет?
— Перестань так много думать. — Телега дернулась на ходу. В нее запрыгнул Инсолье. — Спи вообще.
— Не хочу.
— Не хочет она… А мне тогда что делать?
— В смысле?
— В смысле — ты дышишь! Точнее, пыхтишь. И шевелишься.
Я непроизвольно еще раз вздохнула, прекрасно поняв, к чему клонит мой чудаковатый спаситель. После того, как мы целовались на поляне, прошло несколько часов, а мучительно-сладкое горение внутри ничуть не унялось.
— Мне, между прочим, надо за дорогой следить! И отдыхать. Я живой человек! — Насколько он живой, я просто не могла не почувствовать.
— Хорошо, хорошо, сп… — не успела договорить, как услышала подозрительное шуршание где-то на обочине, сбоку от повозки. Это как громко надо шуршать, на самом деле, чтобы было слышно из едущей по не самой ровной дороге телеги? Что там?
— Шатт, говорил же, спать, — все еще спокойно, но уже намного тише и словно бы удовлетворенно пробормотал Инсолье. Чем он так… доволен? В голосе предвкушение и облегчение, будто ему неожиданный подарок преподнесли. — Так-так-так… припоздавшие обозы подстерегаем, значит? Какие милые люди… Давай ты уши минуток на пять прикроешь, хорошо? Не хочу потом выслушивать от тебя обвинения в кошмарах.
Полог нашего фургончика меж тем натянулся и едва слышно затрещал — кто-то резал его стенку ножом снаружи.
И в следующую секунду я правда зажала уши руками — на миг всего, но зажала. Потому что не ожидала бешено восторженного вопля прямо над головой.
Бедный наш полог. Разбойники из придорожных кустов резали его аккуратно, стараясь не шуметь. А вот Инсолье такими мелочами не заморачивался. Одним движением распахал кинжалом полотняную стену от крыши до дна телеги и с еще одним яростным воплем прыгнул в образовавшуюся дыру.
Там его не ждали. Судя по ответным воплям — неприятно удивились такому
