Нора Робертс - Крест Морриган
— Не сегодня. Но ты прав. Размяться ему не помешает. Это лошадь Киана, и последнее слово будет за ним.
Из конюшни они вышли так же, как из дома, — одновременно, спина к спине.
— Туда, — показал Хойт. — Раньше там был огород с лекарственными травами. Может, кое-что сохранилось. Я еще не ходил в ту сторону.
— Мы с Мойрой ходили. Я ничего не заметил.
— Все равно нужно взглянуть.
Тварь прыгнула на них с крыши конюшни — так стремительно, что Хойт не успел выхватить меч. Стрела пронзила сердце вампира, когда тот был еще в воздухе.
На землю посыпался пепел, и одновременно с крыши на них прыгнул второй вампир. Вторая стрела тоже попала в цель.
— Могла бы оставить нам одного — для забавы! — крикнул Ларкин Мойре.
Девушка неподвижно застыла в дверях кухни, вставив третью стрелу в лук.
— Тогда займитесь тем, что слева.
— Он мой! — крикнул Ларкин Хойту.
Тварь была в два раза крупнее их, и Хойт собирался было запротестовать, но Ларкин уже ринулся вперед. Послышался звон скрестившихся клинков. Хойт видел, как вампир дважды отступал, когда на него попадал отблеск серебряного креста на шее противника. Но у него были длинные руки и очень длинный меч.
Заметив, что Ларкин поскользнулся на мокрой траве, маг бросился вперед. Он целился мечом в шею вампира — и промахнулся.
Ларкин резко выпрямился и метнул деревянный дротик, попавший точно в цель.
— Я просто хотел вывести его из равновесия.
— Отличный бросок.
— Возможно, тут есть и другие.
— Возможно, — согласился Хойт. — Но мы должны сделать то, за чем пришли.
— Тогда я прикрываю твою спину, а ты мою. Неизвестно, что было бы, не пристрели Мойра тех двоих. Действует, — прибавил Ларкин, касаясь креста. — Во всяком случае, отпугивает.
— Даже если им удастся нас убить, они не смогут превратить нас в вампиров, пока мы носим кресты.
— Значит, ты хорошо поработал.
13
Они не нашли ни стелющегося по земле тимьяна, ни пахучего розмарина. Маленький огородик на пригорке, высаженный матерью, теперь превратился в лужайку с аккуратно подстриженной травой. В ясную погоду тут все залито солнцем, вспомнил Хойт. Мать выбрала это место — не самое удобное, далеко от кухни, — чтобы травы напитывались солнечным светом.
Еще ребенком он узнал от нее о красоте и пользе трав, наблюдая, как она пропалывает грядки, обрезает кустарник, собирает урожай. Мать рассказала сыну о названиях растений, их потребностях и свойствах. Хойт научился различать травы по запаху, форме листьев и цветкам, которые срывал, если мать разрешала.
Сколько часов он провел рядом с нею, ковыряясь в земле, тихо беседуя или просто молча наслаждаясь порханием бабочек и жужжанием пчел?
Это было их самое любимое место.
Он вырос, стал мужчиной и обосновался в местности, которую теперь называют Керри. Построил там каменную хижину, обретя одиночество, необходимое для занятий магией и сбора собственного урожая.
Но Хойт всегда возвращался домой. И всегда приходил в этот маленький огород с лекарственными травами вместе с матерью, находя в нем радость и утешение.
Теперь он стоял на этом месте, как над могилой, вспоминая и скорбя. Где-то в глубине души зажглась искорка гнева на брата: почему он не сохранил огород?
— Вот, значит, что ты искал? — Ларкин внимательно осмотрел траву, затем перевел взгляд на деревья, контуры которых проступали сквозь пелену дождя. — Похоже, от огорода ничего не осталось.
Услышав звук шагов, Хойт резко обернулся, Ларкин тоже. К ним приближалась Гленна: в одной руке дротик, в другой — нож. Капельки дождя крошечными жемчужинами блестели у нее в волосах.
— Зачем ты вышла? Тут могут быть вампиры.
— Но нас теперь трое. — Она кивком указала на дом. — А если точнее, то пятеро. Мойра и Кинг нас прикрывают.
Хойт посмотрел на дом. Мойра заняла позицию у окна; стрела, вставленная в лук, была опущена. В дверном проеме стоял Кинг с палашом в руке.
— Тогда все в порядке. — Ларкин улыбнулся сестре. — Надеюсь, ты не всадишь стрелу в задницу кому-нибудь из нас.
— Только если буду в нее целиться! — крикнула она в ответ.
Стоя рядом с Хойтом, Гленна внимательно рассматривала землю.
— Он был здесь? Огород?
— Был. И будет.
Что-то случилось, подумала она. Какая-то неприятность. Слишком уж мрачное у Хойта лицо.
— У меня есть восстанавливающее заклинание. С его помощью я лечила растения.
— Оно мне не понадобится. — Хойт воткнул меч в землю, чтобы освободить руки.
Вытянув их и раскрыв ладони, он вызвал в памяти огород матери. Здесь потребуется вложить душу, а не только искусство мага. Это дань уважения к той, кто дал ему жизнь.
Значит, будет больно.
— Семя к листу, лист к цветку, земля, солнце и дождь. Вспоминайте.
Глаза Хойта потемнели, лицо казалось высеченным из камня. Ларкин хотел что-то сказать, но Гленна заставила его замолчать, прижав палец к губам. Она знала, что теперь должен звучать только голос Хойта. Воздух словно загустел, скованный магической силой.
Гленна не могла помочь Хойту со зрительными образами, так как он никогда не описывал ей аптекарский огород. Оставалось лишь сосредоточиться на запахах. Розмарин, лаванда, шалфей.
Хойт повторил заклинание три раза; глаза его еще больше помрачнели, голос звучал все громче и громче. Земля под ногами слегка вздрогнула.
Поднялся ветер, закружил, подул сильнее.
— Восстаньте! Вернитесь. Растите и цветите, дар земли, дар богов. Для земли, для богов. Эйрмид, древняя богиня, покажи нам свою щедрость. Эйрмид из Туата Де Данаан, напои землю. Пусть станет такой, как прежде.
Его лицо было белее мрамора, глаза — словно черный оникс. Магическая сила изливалась из него прямо в вибрирующую землю.
И земля раскрылась.
Гленна услышала судорожный вздох Ларкина, почувствовала, как удары ее сердца гулко отдаются в ушах. Из почвы поднимались растения, разворачивая листья и распуская цветы. Нервное напряжение выплеснулось радостным смехом.
Серебристый шалфей, блестящие иглы розмарина, курчавые коврики тимьяна и ромашки, лавр и рута, нежные стрелки лаванды — все это росло из земли навстречу моросящему дождю.
Огород имел форму кельтского узла — узкие петли дорожек облегчали сбор трав.
Когда ветер стих, а земля перестала вибрировать, Ларкин шумно выдохнул.
— Вот это я понимаю!
— Здорово, Хойт. — Гленна положила руку на плечо Ларкину. — Самая замечательная магия, какую мне только приходилось видеть. Благословенная богами.
