Анна Гаврилова - Путь долга и любви

Я же отпрянула от Терри и поняла — всё! Уже не краснею. Горю!

— Ну… мы снаружи подождём, — выдержав паузу, сказал Вонгард.

И действительно вышел. И господин Рейер за ним. А я… а мы…

Хохот! Причём хохотал исключительно Терри. И хотя я точно знала — боевик смеётся над собой… Дохлый тролль! Такого стыда я не испытывала никогда! Даже в тот миг, когда поняла, что скидки в доме терпимости обещала не абы кому, а королю, было легче!

Из спальни младшего принца вышла краснее свёклы и глядела исключительно в пол. На реверансы перед Вонгардом и целителем сил не нашлось. В коридоре тоже уделяла внимание исключительно паркету, и лишь оказавшись в своей гостиной, смогла вздохнуть полной грудью и улыбнуться сквозь стыд.

Бетти, которая привычно сидела у окна и вышивала, моё состояние заметила, спросила, округлив глаза:

— Госпожа Эмелис, что случилось?

Я, разумеется, не призналась, а про себя решила — больше никаких компрометирующих ситуаций, никаких поводов для сплетен. Никаких визитов в покои принца! Совместные ночёвки отныне тоже запрещаются. Только после свадьбы!

Сцена явления Вонгарда и Рейера впечатлила так сильно, что за завтраком, который проходил в компании Венты и Терри, я по большей части молчала. Нет-нет, я не расстроилась, и даже смущение уже прошло, просто… слишком велика была вероятность рассмеяться. Тем более что Терри всячески к этому склонял: уголки его губ красноречиво дрожали, а глаза блестели поярче любых бриллиантов.

Зато моя компаньонка была предельно серьёзна и очень расстроена. В результате чего младшему принцу пришлось раз десять рассказать о вчерашнем происшествии и прочитать маленькую лекцию по анатомии в подтверждение слов о том, что рана, которую нанёс один из подельников Ситара, — пустяк.

А после завтрака мой синеглазый кошмар сбежал…

Я, разумеется, догадалась, что он в тайную канцелярию помчался, но останавливать не стала. Страх? Да, страх был, вот только Терри — принц, и он не может оставаться в стороне от таких дел. К тому же… он точно не из тех мужчин, которым можно запретить. Да и стоит ли запрещать? Просить остаться рядом из эгоистичного страха перед опасностью, которой он, вероятно, подвергнется? Нет, о таком можно просить только ребёнка, но никак не мужчину. Мужчин подобная забота убивает.

С этими мыслями я принялась разбирать коробку, которую передали из академии. Учебники, тетради, черновики диплома — всё смешали в одну кучу, и это было ужасно, но не так страшно, как могло бы быть.

Дело происходило в гостиной. Вента наблюдала за мной из кресла и недовольно морщила нос. Старушка по-прежнему настаивала на соблюдении рекомендаций целителя, то бишь на постельном режиме, но я отказалась категорически. Глупо пролёживать в постели, если даже Рейер, у которого вчера не только на раненого время нашлось, но и на меня, подтвердил — восстановление идёт куда быстрее, чем предполагалось.

Спустя полчаса после побега младшего высочества я уже сидела в окружении тетрадей и составляла список книг, которых мне не хватает. Низкий чайный столик, за которым я расположилась, был не слишком удобен для письма, зато в моём распоряжении оказался целый диван, и я не путалась во множестве бумаг.

А потом компаньонка погрузилась в свой роман, и жизнь стала на порядок легче. Я перечитывала черновики дипломной работы и всё яснее понимала — каникулы и события последних дней знания из головы не выбили. Это радовало.

Списки экзаменационных вопросов, полученные из рук самого Лауна, тоже не испугали. Более того, прочитав всё-всё, я пришла к выводу, что учить не так уж и много. То есть если практику мне ставят автоматом, то остаётся только дописать работу и можно сдаваться.

Отдельная приятность — «валить» меня точно не будут. Впрочем, даже если захотят…

— О чём хихикаешь? — не отрываясь от розового чтива, спросила Вента.

Я махнула рукой и не ответила.

Спустя ещё полчаса я уже обнималась с чернильницей, и мне было глубоко плевать на всё, что происходит вокруг. Даже на неприличный утренний инцидент!

Правда, продолжалось моё счастье недолго…

За пять минут до полудня в двери покоев постучали. Услужливая Бетти тут же помчалась открывать, но визитёр порог не переступил, он передал записку. Да, самую обычную записку — просто тут, в обители королевской семьи, почтовые журавлики не летали. Причина? Особая магическая защита, разумеется.

Мера вынужденная и совершенно оправданная: слишком много желающих шепнуть слово-другое королю или приближённым, а при помощи журавлика сделать это легче лёгкого. Говорят, до того, как во дворцах начали устанавливать защитные пологи, монархам приходилось держать дополнительных секретарей, причём не столько для чтения, сколько для отлова и уничтожения настырных бумажных птичек.

Бетти закрыла двери и тут же поспешила ко мне. Пришлось отложить перо, взять записку, и… мой мир сошёл с ума без всяких поцелуев.

На листке угловатым почерком Теридана было написано:

«Эмелис, дорогая, я безумно занят.

Сможешь встретиться с архитектором вместо меня? Нужно согласовать планировку жилых и гостевых покоев. Господин Франкон придёт сразу после обеда».

И подпись:

О Создатели, неужели я произносила это прозвище вслух?!

К счастью или на беду, додумать эту мысль не успела — Бетти помешала.

— Госпожа Эмелис? — позвала горничная. — Вы будете писать ответ? Или мне отпустить слугу господина Теридана?

Честно говоря, написать ответ я была не в состоянии — просто вопрос Терри столько эмоций вызвал… Мир действительно закружился, а сердце… нет, такого со мной ещё не бывало.

Замок! Собственный! И, что самое невероятное, новый! Никаких усыпальниц и старинных потайных ходов, никаких затянутых паутиной закоулков, никаких древних раритетов, избавиться от которых нельзя по причине того, что это память и «невероятная» ценность. О последнем, конечно, с уважением, но всё-таки.

С момента того признания я боялась заговаривать о новой земле и замке, потому что любопытство могло быть расценено совсем не так, как следует, но теперь… неужели я действительно имею право мечтать об этой, другой жизни? О новом, наполненном магией мире? О мире, в котором есть он — мой деспот, мой тиран, мой бесконечно любимый и самый несносный принц?

— Госпожа Эмелис? — вновь позвала Бетти. — Госпожа Эмелис, простите, но слуга сказал, что торопится.