Ведьмин лог - Ева Рэйн
Вышли из дома, медленно пройдя к берегу, где уже собирались люди. Валери усмехнулась — кто бы сомневался, даже сжечь тело мальчика решили именно там, где встречались земля и вода, мол — ничейная земля, самое место для ведьминого сына. Неблагодарные люди, что с них взять. Староста рядом хмурился, видимо, не его решением место для проводов выбирали. И то хорошо…
Валери поцеловала Гая в лоб, провожая в последний путь. С трудом сдержала слезы, стараясь не накалять обстановку. Немногочисленные жители, пришедшие-таки постоять на проводах, молчали, переглядываясь друг с другом. Кто-то даже принес еду и дикие цветы, одна девушка, худенькая и черноволосая, положила рядом с телом Гая костяной гребень — явно крайне ценную для нее вещь, вон даже оглянулась, но махнула рукой и побежала к остальным. Валери с удивлением узнала ту самую девчушку, что злее других распускала слухи про умершего, мол и умом обделен, и приставуч излишне. Видимо, что-то все же поняла, хоть и поздновато.
В этот момент в толпе раздались удивленные возгласы. Босая и одетая в траурное платье, по берегу шла женщина. Адриан подобрался, чуть выступил вперед, словно закрывая Валери от пришедшей, но та приближалась расслабленно и спокойно, и вскоре Валери поняла, кто это. Вот уж кого она совсем не ожидала здесь встретить — это же мать Лорана!
В руках женщина несла рубашку, ту самую, в которой Лоран был в день смерти. Так как заразившихся от трупа не было, Валери тогда разрешила сохранить вещи на память, но не понимала другого — зачем вообще жена Кристофа взяла рубашку сына с собой?
Тем временем женщина подошла ближе, поклонилась, коснувшись песка рукой, и выпрямилась, заглядывая Валери в глаза.
— Позвольте и мне положить свой дар. Я знаю, что мой сын обижал Гая, как и его отец. Я никогда и ничего Лорану не запрещала, хотя следовало бы… впрочем, он во всем слушал отца. Но свою вину я чувствую все равно, а потому хочу отдать единственное, что осталось мне на память от моего первенца. Я… сама шила эту рубашку, ткань заказывали из Руана. Когда сын умер, Кристоф сошел с ума, а я… словно проснулась. Поняла, что мы не имели права. На все это. И Катрин… я никогда не желала ей зла. Надеялась, Гай женится на ней, и Кристоф ее отпустит. Обязан бы был отпустить.
Женщина замолчала, склонив голову. Валери, сдерживая горечь и злость, тяжело вздохнула и потерла лоб рукой.
— Не думаю, что Гай бы был против. Он считал Лорана своим другом. Положите, раз так решили… я понимаю, что для Вас это немалая жертва. Последнее, что осталось от сына.
Адриан обнял ее за плечи, утешая. Мать Лорана, поклонившись, отошла, накрыв тело Гая чисто выстиранной и действительно красивой, дорогой рубашкой. Погладила ткань, а после, склонившись, тоже поцеловала холодный белый лоб умершего.
— Прости… прости за все, парень. И спасибо тебе.
Когда она вернулась к кучке крестьян, староста кашлянул, прочищая горло, вопросительно глянул на Валери, и получив в ответ утвердительный кивок, шагнул к ровно уложенным дровяным связкам, поднося к ним жарко пылавший факел. Сухое дерево вспыхнуло, к небу пополз сизый дым.
В этот самый момент Валери словно прорвало. Слезы градом покатились по щекам, она прижалась к груди Адриана и зарыдала, в голос, наконец-то отпустив свое горе на волю. И плакала она не только по Гаю, но и по Стефану, и по Катрин, и по своему отцу, и по погибшим старикам, и даже по Лилиан, явно не от счастливой жизни избравшей такой страшный путь.
Инквизитор, обняв девушку за плечи, ласково шептал ей, что все будет хорошо. И почему-то, ему, лишь ему одному, она верила.
Ослепительно пылающий закат догорал, уступая место тоскливым, серебристо-лиловым сумеркам, от реки полз густой, белый как молоко, туман. Вскоре он покрыл все вокруг, и собравшиеся разбрелись по домам, оставив на берегу Валери, Адриана, старосту и Агнес.
— Пойдем, милая. Попрощаешься с Эриком. Если хочешь, конечно…
Валери кивнула, отвечая на печальную улыбку Агнес. Она понимала, что вряд ли увидит ее еще хоть раз. Обнявшись, девушки медленно пошли вперед, тихо разговаривая о чем-то своем. Казалось, обе никак не могли признать, что расставание уже так близко. Пережитое вместе горе объединило их крепче, чем порой объединяет счастье, и со стороны этих двоих можно было принять за родных сестер.
В итоге, распрощались лишь глубокой ночью, и не мешкая, выехали из деревни. Лес, после смерти Лилиан вдруг ставший каким-то слишком уж обычным и спокойным, уже не пугал, даже ветер стих и волки куда-то запропастились.
Молчали, говорить ни о чем не хотелось. Валери, более-менее успокоившись, от усталости вскоре задремала, и Адриан следил, чтобы она не упала с лошади. Впрочем, Стрела, прекрасно чувствовавшая свою хозяйку, шла медленным тихим шагом, не мешая девушке спать.
Мимо проплывали темные силуэты деревьев, набиравшая силу луна озаряла лес тусклым серебряным светом. Инквизитор, предоставленный своим мыслям, задумчиво хмурился, решая, что делать дальше. В Париже у него была пара важных дел, и он очень надеялся, что сможет исполнить задуманное, не попавшись при этом под «светлые» очи людей Гийома. Сталкиваться с ними, и тем более, с самим Ногаре, Адриану совершенно не хотелось, хотя изначально, еще до знакомства с Валери, он планировал избавить мир от этого чудовища. Но теперь рядом с ним дремала, то и дело вскидываясь от дурных снов, невеста, и инквизитор решил, что с нее уж точно кошмаров хватит.
Скрипнув зубами, Адриан усилием воли заставил себя окончательно отказаться от планов, связанных с Гийомом Де Ногаре, предоставив Папе самолично разбираться в этом вопросе. Оставалось лишь решить, как завершить общение с самим Бонифацием, потому что Адриан был вынужден с горечью признать — Папа предал его. В письме, которое Адриан отправил Его Святейшеству, была зашифрована просьба о помощи, но Папа предпочел проигнорировать беды своего названного сына, оставив его в одиночестве разбираться с проблемами, сыпавшимися со всех сторон. Поняв, что вера и служба Папе связаны друг с другом вовсе не так неразделимо, как ему казалось раньше, Адриан принял решение — он не будет писать Бонифацию, и тем более, не поедет к нему лично. Пусть лучше Папа
