Luide - Любовь до гроба
София прикусила губу, обнаружив очередное свидетельство злонамеренности соседа.
— Скажите, как с этим делом связан господин Шоров? — взмолилась она.
— Ишь, чего захотела, воробушек! — усмехнулся старшина пожарных. Пламенное безумие в его глазах слегка померкло. — Что с тобой вообще говорить? Ты только и думаешь, как к этому развратнику в постель прыгнуть! А ты же человек!
— Я лишь пытаюсь понять, ради чего вы убили господина Ларгуссона — возразила София, к своему стыду подумав, что действительно питала некие предосудительные чувства к Шеранну. — Вы хотели обвинить драконов?
— Я бы охотно придушил этого ростовщика, но меня кто-то опередил, — с недовольной гримасой ответил господин Ларин. — А теперь хватит заговаривать мне зубы! Отойди от него!
— С какой стати? — молодая женщина выпрямилась, вскинула подбородок и продолжила: — Я лишний свидетель, следовательно, вы все равно меня убьете.
— Догадливая, — процедил тот. — Но умереть тоже можно по-разному, так что не искушай меня!
София побледнела, понимая, что действительно находилась в совершенной его власти.
"Боги, услышьте меня! — от всего сердца взмолилась она. — Мудрый Один, обрати на нас свой благосклонный взор, справедливый Тюр, не допусти злодейства!"
И пальцем начертила на пыльном полу охранную руну "альгиз", приговаривая про себя:
Осока, в болотах растущая, ранит жестоко,
Кровью листья свои обагряя того,
Кто схватить ее жаждет бездумно.
Гадалка мало понимала в скальдическом искусстве и в другое время не стала бы слагать заклятья, опасаясь получить вовсе не тот результат, которого желала, однако теперь терять было нечего.
Она вдруг с ослепительной ясностью осознала, что сегодня умрет. Здесь, на грязных, давно не крашеных досках, рядом с бездыханным драконом. И никогда больше не увидит Лею и Стена, не вдохнет аромат июньских роз, не погладит рыжую хулиганку кошечку, не коснется рун… не увидит завораживающего огненного взгляда…
Ощущение необратимости потери захлестнуло ее с головой.
Так не должно быть! Не должно… Несправедливо…
Будто в ответ на ее мольбы распахнулась дверь и окна, раздалась беспорядочная пальба.
Грохот, топот чьих-то ног, крики…
София успела лишь увидеть, как в домик ворвались люди с оружием, но от испуга не понимала, сколько их и что происходит.
Молодая женщина упала на пол, безотчетно прикрывая голову руками. Ей казалось, что грохочущие пули вьются вокруг, будто пчелы вокруг улья, и она лишь чудом все еще жива… А может быть, умерла, но еще этого не осознала?
Казалось, минуло немало времени, в действительности же прошло несколько мгновений.
В себя ее привел встревоженный голос господина Рельского:
— София!
Госпожа Чернова подняла голову, ее взгляд скользнул по инспектору Жарову, по насупленным лицам полицейских, по доктору Верину, вооруженному скальпелем и увесистым врачебным чемоданчиком… И лишь увидев господина Рельского, она внезапно успокоилась. Его прищуренные глаза, сжатые губы и уверенные движения вселяли странную уверенность.
Молодая женщина вздрогнула, и, чуть покраснев, с помощью мирового судьи встала.
— Прошу прощения, — торопливо извинился мировой судья, видимо, заметив ее замешательство. Обращение по имени было недопустимой бестактностью, ведь они вовсе не были кровными родственниками. — Я забылся.
Она смогла лишь кивнуть, с трудом веря, что все уже закончилось. Мужчина помог ей подняться и отвел в сторону. Чуть поодаль валялся изрешеченный пулями господин Ларин, ставший жертвой собственной охоты.
Молодая женщина отвела глаза, и слезы вдруг хлынули потоком, и она, верно, упала бы, если бы мужчина ее не поддержал.
— Шеранн! Он умирает… — всхлипнула София.
Господин Рельский бросил взгляд в сторону распластанного тела, над которым склонился инспектор Жаров. Гадалка до сих пор даже не задавалась вопросом, откуда здесь взялись мировой судья и инспектор с двумя констеблями.
— Я должна ему помочь! — твердо произнесла она, утирая слезы.
— Вы не доктор, к тому же сильно расстроены, вам нужно успокоиться и прилечь, — возразил Ярослав как маленькому ребенку, норовя за руку увести ее прочь.
— Вы не понимаете! Это волшба, врач тут не поможет.
Решимость придала сил молодой женщине.
— Прошу вас, позвольте мне попробовать, — произнесла София, умоляюще сложив руки.
Господин Рельский нахмурился, но кивнул. Он достал из кармана маленькую фляжку, открутил крышку и протянул госпоже Черновой.
— Выпейте, это придаст вам сил.
София послушно сделала несколько глотков, и, хотя даже не ощутила вкуса напитка, желудок будто наполнило уютное тепло, постепенно разливающееся по всему телу.
Опираясь на руку мирового судьи, она подошла к распростертому на полу Шеранну и опустилась на колени.
Что делать теперь? В голове ее крутились обрывки старинных целительских заклятий, но подействуют ли они, тем паче на дракона?
Она взяла его за руку — обычно его тело испускало жар, но теперь ладонь была неестественно холодна.
Сердце билось слабо и медленно, в себя он все еще не приходил.
"Его огонь едва теплится…" — подумала молодая женщина с ужасом, но это натолкнуло ее на иную мысль, быть может, спасительную.
— Его нужно вынести отсюда, — обратилась она к господину Жарову.
Тот кивнул, и констебли тут же кинулись выполнять. Дюжие полицейские без труда вынесли дракона на свежий воздух.
Следом вышла сама София, позвав за собою мирового судью и инспектора.
Убедившись, что все снаружи, молодая женщина повернулась к господину Рельскому и твердо произнесла:
— Прикажите поджечь сторожку! Не спорьте со мною, так нужно…
Ее глаза ярко блестели от слез и яростной решимости, и казалось, что София бросилась бы на любого, кто посмел бы с нею спорить.
Господин Рельский отвернулся и ровно распорядился:
— Поджигайте, инспектор.
— Госпожа Чернова просто не в себе, не понимает, что говорит! — воскликнул тот, совсем по-старушечьи всплеснув руками.
— Поджигайте, — с нажимом повторил мировой судья и добавил: — Это мои земли и я могу распоряжаться здесь по своему усмотрению.
София опустилась на колени возле дракона и, мгновение поколебавшись, принялась расстегивать рубашку, не обращая ни малейшего внимания на восклицания окружающих ее полицейских.
"Вот теперь я наверняка лишилась доброй репутации! — подумала она с какой-то веселой хмельной злостью. Право, за последнее время случилось столько, что немудрено потерять здравый рассудок. — Ну и боги с ней, главное, чтобы он жил…"
