Оборотень на щите (СИ) - Федорова Екатерина Владимировна "Екатерина Федорова-Павина"
— Бальдр и наша Хель? — проворчал Ульф. — Удивительные вещи я успел позабыть.
Света, молча слушавшая их разговор, мысленно изумилась — позабыть? Но ведь забыть можно лишь то, что знаешь?
А следом она вспомнила еще кое-что. В сагах говорилось, что у Хель половина лица синяя, а половина красная. Та самая Хель и Бальдр Прекрасный?
— Хель сразу поняла, кто убил Бальдра, — продолжал Локки. — Ее мои увертки не обманули. Дочь обиделась на меня, и поспешила затвориться в своем Хельхейме. Кстати, только благодаря этому Хель исчезла из Асгарда прежде, чем асы кинулись ее ловить. Но злилась она недолго. Души клятвопреступников после смерти попадают в Хельхейм. И душа Бальдра сама явилась к Хель. А там честно призналась ей во всем. В ложных клятвах, в том, что асы под конец хотели прикончить саму Хель…
И вышел у них посмертный допрос, пролетело в уме у Светы. Может, Локки так и задумывал? Убить, чтобы дочь все узнала, встретив покойника в своем Хельхейме. Который здесь считался миром для душ воров, рабов и клятвопреступников. Куда сыну Одина не полагалось попадать, будь он честен.
— Но асы раскусили мою хитрость, — объявил Локки. — Догадались, что это я подсунул в руку слепому Хегу копье из омелы, единственного дерева, способного убить красавчика Бальдра. Хег, еще один сынок нашего всеотца Одина, это копье в шутку швырнул. И оно, как бы в шутку, попало… а асы, отгоревав, все-таки проверили копье. И тут, о чудо. Асы узнали, что оно вышло не из мастерских Асгарда.
Локки хохотнул. Затем сказал уже серьезно:
— Я успел ускользнуть. Но асы смогли захватить моих сыновей. Сначала асы попытались убить Ермунгарда Змея. Владыки Асгарда разрубили его на куски. Но как змея отращивает отрубленный хвост, так и Ермунгард возродился из кусков. Он возрождался снова и снова. Его не брал огонь, он прорастал змеей из пепла. И с каждым разом Змей становился все огромней. Однако от боли он все больше сходил с ума. Под конец боги попытались размолотить его в лохмотья молотом Тора. И мой сын опять ожил, обернувшись уже гигантским Змеем. Тогда асы испугались. Они выволокли Змея Ермунгарда на Биврест и сбросили его в моря Мидгарда.
— Мне почему-то кажется, — заметил Ульф, — что асы не просто так мучили Ермунгарда. В Йотунхейм передали весточку, я прав? Что твой сын примет мученическую смерть, если ты не сдашься асам. Но ты, конечно, не сдался.
— Мое появление никого бы не спасло, — скороговоркой бросил Локки. — Владыки Асгарда все равно прикончили бы Ермунгарда. Хотя бы для того, чтобы не опасаться его мести. А так асы тянули время, дожидаясь меня. И Ермунгард под болью успел переродиться. Он стал богом. Правда, слегка обезумел после этого. Но в Мидгарде, куда его скинули, он обернулся Мировым Змеем. Хозяином морей, на дне которых лежал…
— А что получил я? — негромко спросил Ульф. — Ведь потом асы взялись за меня. Это я помню, отец обмана.
— Ты Фенрир Волк, — тихо сказал Локки.
И у Светы от нехорошего удивления приоткрылся рот.
— Тебя ничто не могло удержать, — благоговейно выдохнул Локки. — Асы взяли тебя хитростью. Поймали первым, еще до того, как кинулись искать меня. Асы попросили тебя испробовать на прочность цепи, которые сковали йотуны прошлого. Ты согласился и был пленен. Тебя убивали серебром. Но когда до смерти осталось всего ничего, ты сбежал из Асгарда. Прошел сквозь время, оставив асам вместо себя горстку пепла. И воплотился в другом мире, через много лет. Родился волчонком в семье одного из своих потомков. Потом снова и снова. Нынешнее твое воплощение — четвертое. Но ни в одном ты меня не узнавал. Ничего, я привык. Ермунгард после пережитого тоже все забыл. Да к тому же обезумел…
— Я в своем уме, — сухо заявил Ульф.
И повернулся к Свете. По краю сомкнутых век уже пробились первые молочно-серые реснички. Надо лбом топорщилась короткая шерстка.
— Я хотел бы это скрыть, — устало сказал Ульф. — Но смысла нет. Память возвращается. Ингульф, и тот о чем-то догадался…
— У волков всегда был хороший нюх, — живо заметил Локки. И приятно улыбнулся. — Твой Ингульф уже что-то унюхал. Во всяком случае, ты можешь не беспокоиться, сын. Теперь я тебя не предам. Твоя жена никогда не покинет этот мир.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Света резко вскинула голову, и подсохшие пряди неприятно прошлись по шее.
Слова Локки напомнили ей о родном мире — остро и больно, ударом ножа. Хотя до этого Света думала только о муже. О том, кем он все-таки был…
— Ты хочешь, чтобы она меня возненавидела, — бросил вдруг Ульф, не поворачиваясь к Локки. На красноватом лице зло дернулась едва пробившаяся бровь. — Она терпела здешнее житье, пока думала, что пути назад нет. А сейчас ты заявил, что возвращение возможно, однако она его не получит. Ради меня, по твоим словам.
— В твоих рассуждениях есть изъян, — быстро ответил Локки. — Это все из-за провалов в твоей памяти. Не полагайся на свое сознание, сын. Твоя женщина и так знала, что я могу переводить людей из мира в мир. Когда светлые утащили дротнинг Свейтлан в Льесальвхейм, я наконец-то узнал, где тебя держат. И сразу отправился за тобой. Но я прихватил людей, чтобы они защитили меня от подлых штучек альвов. Твоя жена видела этих людей, и…
— Заткнись, — приглушенно велел Ульф.
А следом протянул руку. Прошелся пальцами по горлу оцепеневшей Светы, пробормотал:
— Нам о многом нужно поговорить. Но вот прямо сейчас… Ульф или Фенрир, из всех баб я выберу только тебя. И тебе для этого нужно лишь ступить на мою тропу. Но если ты хочешь вернуться в свой мир, на свои тропы — ты это получишь. Дай мне на время твой рунный дар. И куда бы ни сбежал Локки, я приволоку его к твоим ногам. Сначала заставлю отвести тебя в Мидгард, а потом отдам обратно силу мастерицы рун.
У Локки презрительно дернулась верхняя губа, но он промолчал.
Отец лжи готов стерпеть многое, подумала Света. Лишь бы сын его простил…
Затем в уме у нее мелькнул список того, что можно принести из своего мира в этот. И Света уже собралась сказать, что хочет только навестить Землю, отлучившись на пару дней — но вместо этого внезапно спросила:
— Зачем Локки хотеть, чтобы я ненавидеть?
— Потому что речь идет о власти над этим миром, — с неожиданной злостью бросил Ульф. — Я неубиваемый оборотень, Свейта. Эрхейм уже под моей стопой. И я могу стать владыкой всего Утгарда. Особенно если украду рунный дар у какого-нибудь сопляка из Мидгарда, которого приведет ко мне Локки. Это так же легко, как щенка пнуть. Но я не сделаю этого, пока ты со мной.
Он замолчал, не отворачиваясь от Светы. А Локки возмущенно заявил:
— Твое беспамятство заводит тебя слишком далеко, Фенрир. Я искренне желаю добра…
— Посмотри на дело его рук, — перебил Ульф отца. — Все дети Локки выбились в боги. Они получили миры. Хель правит Хельхеймом, Ермунгард обосновался в Мидгарде. Если ты, живя на родине, не слышала о Змее Локкинсоне, то это не значит, что его там нет. А мне достался Утгард. И тут будут твориться тысячи подлостей, на радость Локки. Однако ты можешь помешать отцу лжи направлять меня в нужную сторону. Подталкивать, как он это называет. Ты устраивала Локки, пока речь шла о боях и бедах. Но теперь беды позади…
— Жена для война? — выдохнула Света, глядя на Ульфа.
Он в ответ кивнул. И криво, как-то просяще улыбнулся. Меж тонких губ блеснуло крохотное острие клыка, вылезшего из десны.
— Человечью шкуру вернуть легче, чем человечье сердце, — проворчал Ульф, уже перестав улыбаться. — Но если надо, я отпущу тебя в Мидгард. Иначе в тебе прорастет обида и злость. А я оборотень, Свейта. Я не могу лечь на ложе с женщиной, от которой пахнет ненавистью. Смогу лишь любить тебя издалека… но этого мало и тебе, и мне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— У вас настало время приятных бесед о ложе? — с улыбкой поинтересовался Локки. — Может, мне лучше уйти? Увидимся, когда ты наговоришься о своих постельных делах, сын. Или мне сказать — договоришься?
Свету словно окатило ледяной водой. Она тут же развернулась к Локки и поспешно заявила: