Сердце Кровавого Ангела. Дилогия (СИ) - Снежная Марина

— Ладно, я сейчас слишком устал, чтобы просвещать тебя, — он хохотнул, а потом потушил свет, и я ощутил, как заскрипела кровать под грузным телом. Осознав, что этот мерзавец собирается спать со мной в одной постели, ощутил бессильную ярость. Особенно когда наглые руки по-хозяйски легли на мой живот, а одна нога закинулась на мое бедро.

— Слезь с меня! — процедил я со всей злостью, на какую был способен.

— Ш-ш-ш, малыш, не кипятись, — послышался сонный ответ уже почти вырубившегося вампира. — Завтра поговорим…

Оставалось бессильно скрежетать зубами, ощущая близость ненавистного тела и ничего не в силах изменить. Не знаю, каким чудом все же удалось уснуть. Но пробуждение было еще хуже. Кто-то самым бесстыдным образом ласкал мой член, заставляя все тело наполняться возбуждением. Поначалу, еще не осознав толком, что происходит, я жадно подавался навстречу, но потом все же разлепил веки. Тут же протестующе вскрикнул и забился под ласкающим меня ненавистным вампиром.

— Не смей меня трогать! — прошипел с такой ненавистью, что тот оторвался от своего занятия и нахально ухмыльнулся.

— Думаю, твоему телу хочется другого, — он красноречиво кивнул на уже воспрянувшее орудие, которое самым возмутительным образом предавало хозяина.

А я вдруг осознал то, что заставило ужаснуться. Негодяю ничего не стоит воспользоваться естественными реакциями моего тела, чтобы заставить молить о большем. Самому пойти на то, что казалось чудовищным. Злобно прищурившись, я процедил:

— Если ты именно так хотел заставить меня покориться, то знай: я найду способ, чтобы не допустить повторения.

— Интересно, каким образом? — издевательски хмыкнул Бурр.

— Для меня лучше смерть, чем бесчестье, — прозвучало слишком высокопарно, но убежденность, с которой это было произнесено, все же подействовала. Для меня и правда это казалось сейчас предпочтительнее. Пусть лучше пытки и смерть, чем то, на что толкает этот извращенец!

Некоторое время вампир внимательно изучал мое лицо, явно пытаясь отыскать на нем признаки фальши. Но не нашел. Просто не мог найти. Я и правда тогда в это верил. И был готов убить самого себя, если бы он довел дело до конца. Любым способом, какой только подвернется. А Бурр просто не сможет следить за мной ежесекундно. Да достаточно мне просто откусить язык самому себе, как все закончится. Вспомнил, как подобным образом поступали воины в древние времена, когда не оставалось другого выхода. И был исполнен решимости не отставать от них.

— Значит, по-хорошему все-таки не хочешь? — с легким сожалением сказал Бурр. — Ладно, мой Ангел…

Снова блеснул знакомый кинжал, разрезая мои веревки. Но не успел я с облегчением размять затекшие руки, как Бурр позвал двух стражников, ожидающих за дверью, и велел им тащить меня в темницу. Я даже воспринял эту новость с облегчением. Лучше спать в каменных застенках, чем в одной постели с подобным существом. Плевать даже, что так и оставили без одежды. Конечно, немного смутило, что некоторые воины, мимо кого меня тащили, тоже бросали отнюдь не невинные взгляды. Но Бурр отдал четкий приказ никому и пальцем меня не касаться без его распоряжения. Хоть с этой стороны можно было не ожидать подлянки.

Три дня меня впроголодь держали в камере, заставляя дрожать от холода. Вечером третьего дня явился мой мучитель и спросил, не передумал ли я. Я послал его к черту и тогда по его приказу меня выволокли из камеры и потащили в помещение, оборудованное под пыточную. Вот тут накатил непроизвольный страх. Смогу ли я в самом деле вытерпеть пытки? Меня привязали к деревянной скамье животом книзу, заставляя тревожно застыть. Неужели Бурр все-таки пойдет на насилие?

Свист плети в воздухе и обжегшая спину боль вызвали почти что облегчение. Это я выдержу. Все лучше, чем добровольно согласиться на гораздо худшее. Но уже через пять ударов осознал, что едва могу сдержать крик. Сколько меня намерены пороть? Насколько хватит моей решимости? Постарался отрешиться от боли, вызвал в памяти образ изувеченного тела отца и тех зверств, что творили враги с моими сородичами.

Понял, что выдержу. Выдержу что угодно, но не сдамся! Наверное, тот момент был переломным. Под непрекращающимся градом ударов все сильнее крепла моя внутренняя сила. В тот момент я действительно повзрослел. Наивный мальчишка закалялся в горниле боли и ненависти, вырабатывая внутри стальной стержень. Если Бурр рассчитывал таким образом меня сломать, то просчитался. Достиг полностью противоположного. Наверняка, как и многие после него, обманулся моей внешностью. Считал хрупкой красивой вещицей, способной сломаться от малейшего соприкосновения с грубой реальностью и просто не желающей признавать правду.

— Довольно! — с некоторым беспокойством крикнул Бурр, когда я уже потерял счет ударам и не мог уже даже кричать, лишь содрогался от каждого нового удара. Его голос звучал словно сквозь слой ваты, а я лишь чудом еще удерживался на границе сознания.

Почувствовал, как мою голову поднимают. Сквозь пелену непроизвольно выступивших слез боли различил расплывчатое пятно, которым казалось сейчас лицо Бурра.

— Ну что, надеюсь, ты усвоил урок, мальчик? — холодно спросил мой мучитель. — Что предпочтешь: боль или удовольствие? — последнее слово Бурр выдохнул мне в ухо, слегка лизнув мочку уха. Я даже дернуться сейчас был не в состоянии или как-то иначе показать, насколько мне противно. — Я не люблю причинять боль тем, кто мне нравится. Можешь не верить, но это так. Не заставляй проделывать это с тобой еще раз.

— Да пошел ты! — из последних сил выдохнул я и тут же потерял сознание от чудовищного напряжения.

Прорываясь в реальность сквозь зыбкую спасительную пелену, ожидал, что сейчас последуют новые издевательства, новая боль. И морально готовился достойно принять ее, зная, что лучше умру под пытками, чем сдамся тому, кого теперь по-настоящему ненавидел. Ему недостаточно было уничтожить все, что мне дорого, убить моего отца, захватить мою вотчину. Ему нужно было сломать меня самого, превратить в жалкое презренное существо, в которое мог бы плюнуть любой из моих крестьян. Подстилку, мужеложца. Запоздало мелькнула мысль, что могу в любой момент закончить свои мучения, убив себя так, как планировал, когда принимал решение бороться. Но что-то удерживало от этого шага. Пока жив, есть еще надежда все изменить. Отомстить, наказать. И я покончу с собой, только если иного выхода не будет. А до того выдержу все, что этот мерзавец приготовил для меня.

Рассказывая Мире обо всем, что чувствовал тогда, я старался не смотреть на нее. Боялся увидеть в глазах девушки отвращение или презрение. Но почему-то не мог остановиться, словно эта исповедь очищала от той грязи, что так долго копилась внутри. О том, как жить с ее презрением, подумаю потом.

Ощутил, как она кладет руку на мою и чуть сжимает. И вдруг осознал, что никакого презрения ко мне эта девушка не испытывает. Кто угодно мог бы, но не она. Страшно представить, через что пришлось пройти ей самой. И она поймет меня, как никто другой. И пусть даже между нами может не быть чего-то большего, чем дружба и взаимопонимание, для меня это значило очень много. С каждым моим словом стена холода, которой она отгородилась от меня, разрушалась. И я не знаю, чем была эта хрупкая нить, что возникала и крепла с каждой секундой, но ни с одним человеком или вампиром я не был так близок, как с Мирой в тот момент.

Глава 2

Аден

— Что было дальше? — раздался негромкий и нежный голос Миры, и я снова погрузился в воспоминания.

Очнулся я тогда на постели в собственной спальне. Едва сознание вернулось, как нахлынула боль в исполосованной спине. Такая сильная, что я едва не закричал, сделав движение и попытавшись подняться. Чья-то тяжелая рука сжала сзади мою шею и заставила опуститься обратно на подушки.

— Больно? — послышался вкрадчивый шепот Бурра, а затем его шершавый язык скользнул по окровавленной спине. Я не смог сдержать болезненного возгласа, но тут же закусил нижнюю губу, не желая повторно проявлять слабость. — Твоя кровь имеет особый вкус, мальчик, — бросил мой мучитель загадочную фразу. — И потому кажется особенно притягательной. Когда перестанешь упрямиться, возможно, я открою тебе один важный секрет.