Лина Люче - Крылья для землянки
Проблема заключалась в том, что Виер не уважал этих людей. А мнение тех, кто осуждал его, ценил гораздо выше. Все происходящее напоминало ужасный сон, в котором он бегал по кругу за каждым важным в его жизни человеком и убеждал, что он не так уж плох. Прежде всего, конечно, он позвонил родителям и выслушал несколько нелестных высказываний от матери. Потом он объяснялся с сестрой, писал большое письмо с извинениями Лиске и не сразу даже смог заняться поисками того, кто его так подставил, но уже к вечеру все выяснилось.
Цепочка оказалась довольно длинной и сложной. Его друг рассказал жене, та — сестре, а знакомый сестры оказался журналистом из «желтой» газеты, жадным до сенсаций. Лиска на его письмо не отвечала, Мария также оставляла без ответа все, что он отправлял на ее адрес, и Виер впал в отчаяние. Его сердце едва не останавливалось при мысли о том, что у Марии может начаться инфекция, а его даже не будет рядом, чтобы помочь. За нее теперь отвечал другой врач — тоже хороший, но он никому бы ее не доверил, если бы мог решать.
Получив на третий день сообщение от Лиски, Виер минут пять не мог заставить себя открыть его. Он чувствовал, что находится на грани нервного срыва и боялся, что землянка написала недоброжелательное письмо. Но, в конце концов, он нажал на кнопку, прочел ее послание, и его лицо просветлело: она коротко ответила, что прощает его, коль скоро он не нарочно рассказал все это журналистам.
«Спасибо», — беззвучно шепнул Виер, с непривычным теплом подумав о бывшей невесте. Но его мысли сразу же вернулись к другой землянке, и он не удержался от звонка коллеге, который сухо сообщил, что с ней все в порядке.
Через пару дней он вышел на работу, вот только к Марии его по-прежнему не допускали, и пришлось решаться на отчаянный шаг.
Выждав между сменами медсестер ночью, он без разрешения проник в ее палату и замер возле входа, наблюдая, как она спит. А потом тихонько подошел и включил лампу, чтобы скрупулезно осмотреть ее спину. Заживление шло нормально, и в целом все выглядело хорошо, но его цепкие глаза уловили признаки легкого воспаления в самой нижней части одной из заживающий ран. Покрывшись холодным потом, Виер направил на это место свет еще одной лампы и до крови закусил губу. А через час уже беседовал с ее пре-сезаром в своем кабинете.
Вызванный среди ночи, всклокоченный и перепуганный, опекун Марии по имени Гемер быстро сдался под его давлением. Виер очень холодно и резко объяснил, что нынешний лечащий врач Марии — не специалист по приживлению крыльев, в отличие от него. И он уже упустил легкое воспаление, которое почти наверняка означает инфицирование раны. И если он немедленно не будет восстановлен в качестве ее врача, это может иметь фатальные последствия для здоровья девушки.
Строго говоря, конечно, он преувеличил, начиная с того, что воспаление, судя по его виду, началось лишь пару часов назад. И, конечно, врач Марии с большой вероятностью заметил бы его утром и назначил бы адекватную терапию. Но своей цели он достиг. Заявления пре-сезара Марии оказалось достаточно для обратной смены врача, и через два часа лекарство уже текло в ее вену через капельницу, а Виер сдал смену и занял свой пост возле ее кровати.
От хождения туда-сюда медсестер и передвижения капельницы она проснулась, и Гемер тихо объяснил ей, что поменял врача. Виер подошел, когда Мария тихо произнесла его имя, и опустился на корточки рядом с ее кроватью:
— Привет. Все еще сердишься на меня?
— Честно говоря, да. Но я… я получила все твои письма и думала ответить, — тихо сказала она. — У меня все плохо?
— Нет… нет, ты что. Просто небольшое воспаление. Я думаю, нам удастся перехватить. Тебе надо только много спать и хорошо кушать.
— Спасибо. Ты останешься?
— Да, если хочешь.
— Хочу.
Ее рука пошевелилась, но Виер не стал трогать ее на глазах опекуна и выпрямился:
— Я посмотрю за ней. Если хотите, можете возвращаться домой.
— Спасибо, — кивнул Гемер. — Я прилечу завтра утром.
Едва он вышел за дверь, как Виер сел прямо на пол, рядом с ее кроватью. Он готов был сидеть так всю ночь. Его пальцы осторожно, даже немного робко коснулись ее руки, слегка сжимая и согревая.
— А ты? — вдруг спросила Мария, посмотрев прямо в глаза. — Ты сердишься, что я сменила врача?
— Немного, — он попробовал шевельнуть губами в намеке на улыбку, чтобы не получилось слишком грубо. Мария засмеялась и тут же скорчила болезненную гримасу:
— Ты ужасно улыбаешься. Лучше не надо.
— Ты безжалостна.
Виер послал ей на этот раз телепатическую улыбку:
— Когда я тебя впервые увидел, даже не думал, что у тебя такой характер.
— Я произвожу впечатление неженки? — еле слышно спросила она, закрывая глаза от усталости.
— Нет. Теперь уж точно. Но я хотел бы позаботиться о тебе, — задумчиво сказал он, отводя влажную прядь ото лба.
— Просто посиди рядом. Мне тебя не хватало, — прошептала она.
Его дыхание на миг перехватило — так приятно было это услышать. В груди разлилось теплое, беспримесное счастье: она нуждалась в нем, как и он в ней. Он тихонько выдохнул, чтобы не мешать ей засыпать, и сидел рядом до тех пор, пока ее дыхание не выровнялось, и лишь потом выпрямился и осторожно покинул палату.
Прилетев поздно ночью домой, Виер планировал лишь несколько часов поспать и вернуться в больницу, но на его коммуникаторе, как оказалось, ждало второе за день сообщение от Лиски. «Я не хотела говорить, но мне нужна помощь. Можешь встретиться со мной так, чтобы Дейке не знал?»
Глубоко вздохнув и нахмурившись, Виер ответил коротко и утвердительно, и назначил встречу на утро, хотя совершенно не понимал, зачем ей с ним встречаться, тем более, тайком от жениха. Новых проблем с последним ему хотелось меньше всего, но он определенно был ей должен и отказать теперь не мог.
Лиска.
Если бы пару-тройку недель назад кто-нибудь сказал ей, что она будет сбегать от Дейке, чтобы встретиться тайком с Виером, она сочла бы это безумием. Но в то время ей и в голову не пришло бы, что Дейке, ее любимый, самый сильный, добрый и мудрый человек на свете, будет вести себя так упрямо и необъяснимо жестко. Она дважды за последние три дня пыталась заговорить с ним о крыльях, и дважды он фактически отказывался даже обсуждать это.
А во второй раз еще и резко прибавил:
— Хватит думать о глупостях, сосредоточься на уроках.
Это вогнало ее в такой ступор, что Лиска даже не нашлась с ответом, а позже, обдумывая его слова, испугалась. Неужели она не разглядела в нем самодура? Неужели он только притворялся великодушным мудрым человеком, пока она не согласилась принадлежать ему, а теперь будет вести себя так все время?
