Шеннон Мессенджер - Пусть поднимется ветер (ЛП)
Астон появляется из-за деревьев после того, как мы отходим от здания.
— Судя по напряженности, исходящей вас, — он перекрикивает шторм, — думаю, есть довольно интересная история.
— Как моя мать? — спрашивает Одри.
— О, значит, ты беспокоишься о ней. Тогда, возможно, это радостная новость, что она еще жива и отдыхает там. — Он указывает на заросли деревьев в противоположной стороне от отеля. — Она немного недовольна ветками, которые мне пришлось вытаскивать из ее плеча, но я продолжаю говорить, что ее отверстия — новый вид гнева. Также она испытывает восхитительную боль. Думаю, что я уже поглотил два исправления.
— Исправления? — спрашивает Одри.
— Так она возмещает за мою помощь. Разве Красавчик не сказал тебе? О чем же, вы двое разговаривали?
— О Гасе, — влезаю я, радуясь, когда дерзкая улыбка Астона исчезает. — Мы также придумывали план убрать Райдена.
— И как, придумали? — спрашивает Райден.
— Мы все еще в процессе, — признаю я. — Но знаем, что создаем трубопровод в Небраску и соблазняем его последовать за нами, таким образом, он не может больше причинять боль людям.
— И я предполагаю, что ты знаешь, как нацелить трубопровод, чтобы удостовериться, что ты не закинешь нас на другую сторону планеты? — спрашивает Астон, когда я собираю достаточно ветров, чтобы сплести их в шип силы четырех.
— Не совсем, — признаю я. — Но я собираюсь довериться ветру. Я скажу ему, куда мы должны направиться и, надеюсь, что он перенесет меня туда. И подожди-ка… ты сказал «нас»?
Я думаю, что вот она — часть, где Астон говорит мне, что это ужасный, глупый план, и он идет обратно в свою пещеру.
Вместо этого он говорит:
— Пойду, проверю Ареллу. Сообщите мне, когда мы будем готовы уйти.
— Мы? — спрашивает Солана, она явно столь же удивлена, как и я.
— Конечно. Я не могу доверять вам, троим, провернуть все это… и если вы это сделаете, Райден будет слишком сильным, на мой вкус. И Арелле нужно немного времени провести с дочерью для разговора по душам.
— Эм-м, — говорю я. — Ты можешь пойти, но она — нет. Я не доверяю ей, а Одри…
— Нет, все нормально, — перебивает Одри. — Она нам понадобится.
— Ее дар того не стоит, — спорю я.
— Возможно, нет, но она будет ценна другими способам.
— Какими, например? — спрашиваю я. — Предавая нас? Делая все так, чтобы нас схватили?
— Ну что ж, воркуйте, голубки, а я пойду, проверю твою мать, — говорит нам Астон. — Интересно, как ее рана переживет трубопровод. Будем надеяться, что это будет мучительно.
Он тащится прочь, чтобы забрать Ареллу, и я начинаю строить трубопровод, шепча просьбы Западному, чтобы доставить нас в Небраску не по частям.
Песня ветра не изменяется, таким образом, я понятия не имею, собирается ли он помогать нам. Однако, я даю заключительную команду и складываю проекты в очень высокую трубу, которая нам нужна.
— О, хорошо, наш транспорт выглядит еще более нестабильным, чем я представлял, — заявляет Астон, хромая и неся Ареллу, как ребенка.
Ее плечо перевязано клочком его плаща, а ее кожа почти такого же цвета как снег. Но ее глаза открыты, а дыхание стабильно, таким образом, она выглядит лучше, чем я ожидал.
Пока Арелла не тянется к своему ветрорезу.
— О, расслабься, — говорит она, когда я хватаю самые близкие ветры и складываю их в шип ветра. Я только хотела дать это дочери. Думаю, что она могла бы быть рада иметь оружие. И она сделала так, что моя рука довольно бесполезна для меча.
Одри колеблется секунду, прежде чем принять ветрорез.
Она размахивает им пару раз и не убирает его.
Я решаю тоже держать свой шип ветра. Не повредит иметь оружие под рукой.
Арелла указывает на трубопровод:
— Уверена, что Райден видит это… если он еще не напал на ваш след.
— Хорошо бы, — говорю я. — Ты можешь удостовериться, что он знает, куда мы направляемся?
Арелла кивает:
— Как только мы прибываем, я пошлю ему совершенно особое приглашение.
— Уверена, что так и будет, — бормочет Одри, снова взмахивая ветрорезом. — Это ты делаешь лучше всего.
Я хочу коснуться ее руки, но это, вероятно, плохая идея… особенно теперь, когда она вооружена.
— Я иду первым, — говорю я всем. — И не буду винить вас, если кто-то решит не ввязываться. Это моя битва…
— Это наша битва, — поправляет Солана. — Райден убил мою семью.
— И моего мужа, — добавляет Арелла.
— И забрал несколько килограммов моей плоти, — напоминает Астон.
— Западный и мой язык, — добавляет Арелла, наконец, встретившись со мной взглядом. — Ветры решили защищать меня. Я отвечу им тем же.
Думаю, добавить нечего.
Я безмолвно прошу небо держать их вдали от опасностей.
Прошу, пусть мы не совершим очередную ошибку.
Дважды повторяю просьбу.
Затем ступаю в трубопровод и позволяю ветру унести себя.
Глава 40
ОДРИ
В прошлый раз, когда я стояла среди этой холмистой местности, мой отец умер.
Я чувствую его в каждом шорохе в воздухе.
В шелесте листьев на редких деревьях.
И все же он никогда не чувствовался так далеко.
Я поднимаю лицо к небу и ищу мой любимый Восточный. Почему-то всегда он заставляет меня почувствовать себя так, будто отец все еще смотрит на меня.
Я не зову порыв, так как он убедил меня разорвать связь… и потому, я не сожалею о решении.
Просто трудно желать что-то, что принесло такую боль.
И все же… Я все еще хочу Вейна.
Мысли о его имени заставляют мои внутренности сжиматься.
Как бы высокомерно это ни звучало, я никогда не думала, что он мог отвергнуть меня.
Он отвернулся, будто сама мысль о том, чтобы поцеловать меня, была ему противна.
Какая-то маленькая, рациональная часть меня помнит сожаление и беспокойство, которые я видела в его глазах, когда он сделал это, и знает, что, вероятно, за этим решением, что-то стояло, не учтенное мной.
Но сокрушенные, раненые части не могут перестать наблюдать за ним с Соланой.
Они шагают по местности, она рядом с ним, придирается к каждому его слову. Я уверена, что они обсуждают стратегию, но…
Она все еще носит их браслет-связь.
И они путешествовали вместе.
И она настолько мягкая и соблазнительная.
И единственное слово, которое я ухватила из его оправдания, была «Солана».
И…
Я дура. Даже если мои опасения обоснованы, это последняя вещь, о которой я должна думать перед сражением.
Я закрываю глаза, пытаясь представить бывшие стены, возвышающиеся во мне, окружающие любые эмоции.
