Девичник в космосе (СИ) - Серебрянская Виктория
— Я понимаю, инстинкт выживания и самосохранения всегда очень силен в живых существах. Нам необязательно запускать газ в систему сразу же, как его синтезируем. Вполне можно подождать, пока подойдут к концу энергоносители. Думаю, еще несколько месяцев в запасе у нас есть. Ведь корабли не так уж и часто посещали наш астероид.
— Это при условии, что прилетевший в этот раз корабль все-таки выгрузил доставленное, не забрал назад с собой, — выдавил я внезапно онемевшими губами, сообразив, что времени у нас может и не быть.
Фадор спорить не стал. Поджал и без того тонкие губы, задумался. Потом предложил:
— Можно поговорить с коллегами, обсудить сложившуюся ситуацию. Может, кто-то разбирается в том, как планировать расход энергоносителей. А после этого уже принимать решение…
* * *
Спустя примерно полтора месяца…
Это моя последняя запись. Я долго не открывал дневник. Записывать было нечего. Да и не хотелось выплескивать на бумагу всю ту грязь, что за это время скопилась в моей душе. Тогда мы с Фадором все-таки провели общее собрание, на котором объяснили коллегам и немногим работникам из обслуги весь ужас произошедшего. Оказалось, что один, низкий даже для собственной расы, маленький и сморщенный шурф из обслуживающих умеет обращаться с системой жизнеобеспечения. Проведя с его помощью ревизию запасов, мы с ужасом поняли, что улетевший корабль не выгрузил привезенные припасы. Имеющихся энергоносителей при самом экономном использовании должно было хватить максимум на три месяца. Это был шок.
Слегка придя в себя после сделанного открытия, на новом всеобщем собрании постановили отключить от системы все лишние помещения. В том числе и комнаты, в которых содержались подопытные животные. Это в теории давало нам еще несколько лишних недель жизни. Фадор засел за синтез газа, который должен был в конце оборвать наши мучения. Остальные исследования пришлось прекратить ввиду экономии энергоносителей. И мы не сразу смогли определить, какая в этом кроется для нас опасность. А ученые, умы которых ежедневно были заняты решением проблем и задач по генетике, неожиданно оказались не у дел, им нечем было занять свои головы, кроме как думать о приближающемся конце и вспоминать былое. И это оказалось еще более гибельным, чем малое количество энергоносителей.
Первый звоночек прозвенел спустя примерно неделю: один из яоху, потомков рептилоидов, имевших наибольшее отличие по геному от человеческой расы и наибольшую продолжительность жизни, вдруг начал заговариваться. А когда ему задавали какой-то прямой вопрос, нес сущую ерунду. Меня до костей пробрал ужас, когда я, наконец, сообразил, что ученый попросту впал в детство. Ушел мысленно туда, где ему было хорошо, а над головой не висел дамоклов меч приближающейся смерти.
Потом было еще пару случаев тихого помешательства. Один арлинт просто превратился в какое-то подобие овоща: тихо лежал на кровати и ни на что не реагировал. А соотечественник моего напарника в какой-то момент начал вдруг безостановочно разговаривать с каким-то невидимыми собеседниками и перестал узнавать своих товарищей по несчастью. Но это все были мелочи. Цветочки, так сказать. Потому что сегодня утром яоху по имени Михеон вдруг вытащил откуда-то длинное, острое лезвие, предназначенное для нарезки некоторых материалов, и набросился на угрюмо завтракающих пленников астероида.
Прежде чем мы опомнились, Михеон успел буквально искромсать троих из сидевших поблизости от него. И смертельно ранил Фадора, который пытался его остановить. Самому Михеону кто-то в пылу драки проломил череп чем-то тяжелым. Яоху тихо умер спустя несколько минут. Но последствия его выходки оказались поистине ужасными: закончив перевязывать хрипящего Фадора и оглядевшись по сторонам, я с ужасов увидел тлеющий огонек безумия в глазах у большей части бывших коллег. Приходилось признать, повторение сегодняшнего не за горами. Заглянув в уже подернутые пеленой близкой смерти глаза Фадора, я принял непростое решение: сейчас я допишу последнюю букву, поставлю точку и нажму кнопку. Синтезированный Фадором газ попадет в вентиляцию, и мы все быстро и безболезненно умрем. До того, как сойдем с ума и потеряем человеческий облик. Я очень надеюсь, что газ сработает так, как было задумано, и не только быстро нас убьет, но и растворит наши тела, и все биологическое, что есть в помещениях лаборатории. Дневник я обработаю консервирующим составом, надеюсь, это убережет его от лизиса. Если кто-нибудь, когда-нибудь найдет это место, прошу сообщить моим родным на Землю, что со мной произошло. Также прошу зарегистрировать мое изобретение. Я понимаю, что с моей стороны глупо надеяться, что премия за открытие достанется моим родным. Но может быть тот, кто найдет флешку и дневник, окажется достаточно благородным и не бросит их без поддержки.
Глава 15
— Дочитала? — вдруг раздался голос Шрама, вырывая меня из водоворота тоскливых мыслей.
В голосе буканьера сквозило осуждение, а в глазах плавилась настороженность. Мол, было бы ради чего не спать по ночам. Я вздохнула и не сумела справиться с горечью в голосе:
— Дочитала. Но лучше бы я никогда и не видела этого дневника. Это ужасно. Они все постепенно начали сходить с ума, запертые и обреченные. И моему соотечественнику пришлось воспользоваться синтезированным другим ученым-фарном смертельным газом, чтобы оборвать их мучения.
Непроизвольно в конце я всхлипнула. Буканьер быстро пересек комнату, развернул стул вместе со мной к себе, присел на корточки и положил мне на колени ладони:
— Оля, не бери в голову, это было очень давно. — Теперь в сиреневых глазах было лишь сочувствие и участие. — А вообще, если покопаться, то таких историй миллион. Загубленные жизни ученых и тех, кому не повезло стать подопытными черных генетиков, ковром устилают путь взаимоотношений Альянса и модификантов. И к счастью, большинство трагедий уже давно позади. — Шрам вздохнул и словно нехотя добавил: — Мне иногда думается, что, если бы Дуран даже не родился, что все было бы не так, не было бы стольких загубленных судеб. Хотя… — Шрам замялся, но потом все же закончил свою мысль: — Если бы не Дуран, то родился бы другой злой гений. Кажется, природа не терпит пустоты. А все совсем хорошо быть не может: разумные вряд ли оценят.
Буканьер был прав. Все познается в сравнении. И чтобы оценить то, что имеешь, нужно его потерять. Или заполучить с невероятным трудом и риском для жизни.
После прочтения последних записей где-то внутри меня словно образовался огромный кусок льда, выхолаживая мне внутренности. А от горячих ладоней Шрама по телу импульсами распространилось приятное тепло, постепенно согревая меня изнутри, даря надежду на то, что все не настолько уж и страшно.
Мы помолчали немного, глядя друг другу в глаза. А потом у меня с языка вдруг как-то само собой сорвалось:
— А помнишь, ты мне в самом начале говорил, что чувствуешь меня? Означает ли это, что я идеально тебе подхожу?..
Я сама не поняла, как это ляпнула, и смутилась от собственных слов. Сиреневые глаза Шрама улыбнулись моему смущению:
— Да. Означает. — Его пальцы чуть крепче обхватили мои колени каким-то невероятно ласковым, защитным жестом. — Как и то, что мы с тобой идеально совпадаем. А почему ты об этом заговорила?
Я неопределенно пожала плечами в ответ. Потому что и сама не знала, как от дневника, найденного в заброшенной лаборатории, я перешла к нашим со Шрамом отношениям. Вместо ответа, тихо спросила:
— Долго мы еще будем здесь отсиживаться? Я бы хотела посмотреть, что на флешке, и передать информацию своему куратору. И… Написать рапорт об отставке…
В лице Шрама не дрогнул ни единый мускул. Ничего не изменилось в сиреневых глазах. Буканьер никак не дал понять, что услышал и понял мои слова. Только тихо спросил:
