Пленница Повелителя Василисков - Эмили Гунн
- Наши желания совпадают, - говорит он так, чтобы услышала только я. – Как и вс-с-сегда, девочка! И мы сделаем это вместе.
Перевожу сбившееся от неожиданности дыхание, а сказанное василиском - на человеческий язык: «Подыграй мне, - означают его слова. – Доверься».
И я отбрасываю сомнения, принимая правила пока непонятной мне игры.
И не ошибаюсь!
Потому что мы с Адиллатиссом открывает сегодняшнюю церемонию вместе! Вот как оно смотрится в глазах изумленных василисков! Мы - словно императорская чета, демонстративно разодевшаяся в цвета Великого Солнца, приближаемся к нашему общему с ним Древу, всё еще источающему крохи магии Жизни!
Приветственная часть завершена. Ашеселлу задавили шиканьем и гневными взглядами те же льстецы и лицемерки, что совсем недавно заискивали перед ней.
Голоса замолкли, и вельможи со своими дамами, разодетыми в пух и пафосный прах в виде драгоценных безделушек и блестящей парчи, с нарастающим любопытством смотрят на нас с повелителем.
«Когда же он уже заговорит и объяснит причину внеочередного торжества?!» – вопрошают их вытянутые черты и раскрытые в удивлении рты.
И Адиллатисс не разочаровывает. Он приступает к речи, которая вгоняет собравшихся в патетический ступор:
- Сегодня мы здесь, чтобы просить Великое Древо о милости! – с первых же слов вынуждает он всех недоуменно напрячься.
Насколько мне известно из двусмысленных сведений, которыми изобиловал Лион, к Дереву Императоров давно уже никто не осмеливался обращаться с просьбами:
«Оно впало в депрессию много лет назад. Точно тебе говорю, по мне оно тосковало! А-то – природу-у оплакива-ает, по покойному императору-у горюе-ет… Это всё выдумки! - не скупился Лион на брехню. – А в последний раз Святая Древесина была в такой печали, что превратила просителя в твердокаменный монумент! Так что к нему больше никто не сувался с дотошными мольбами с тех пор… Но всё поправимо! Вот расколдуешь меня полностью, и наш Чудотворный Кустик сразу возрадуется. Начнет просьбы рассматривать достойные. Да и вся природа в округе мигом оживет. Увидишь!» - пламенно обещал мне фиолетовый сказочник, чтобы поторопить с активным познанием своей таинственной магии Дарованности.
Я же предположила, что Императорскому Дереву не понравилась аферистическая просьба Ашеселлы превратить ее в названную мать новорожденного Адиллатисса.
Наверное, даже волшебные Деревья хоть раз в своей вечной жизни подвержены осечке из-за наивной доверчивости! Вот Древо и не перенесло своего прокола. Надолго впало в апатию, перестав питать империю животворящей магией.
А ведь растения здесь являются своего рода переносчиками фантастической энергии из недр эфемерного мира Магических измерений. И основная роль в этом непростом и непознанном акте принадлежит именно Императорскому Древу.
«А оно внезапно взяло и перестало дарить магию василискам! – жаловался мне в тот день Лион. – Представляешь? Считай, главный краник энергии перекрыло и почву больше не орошало необходимой магией. А потом еще и остальные растения, посмотрели на авторитетное Древо и, недолго думая, тоже перестали питать нас. Всё! Засохло всё вокруг постепенно. Но, может, ты и права, - задумчиво добавил императорский дядюшка. – Деревце наше, возможно, на Ашеселлу взъелось поначалу. Потому что природа не в один же день моего исчезновения зачахла, - поразмыслив, припомнил эгоцентричный Лион. - Она медленно гибла еще со времен младенчества Адиллатисса. А я со своим фееричным превращением в лиловое чудо, видимо, окончательно добил бедное растение!» – объяснил он всё же по-своему случившееся.
И вот теперь Адиллатисс вдруг заявляет, что пришедшие василиски всем праздным скопом обязаны подойти к обиженному Древу и просить вернуть плодородие на их земли!
Но возражения не принимались, и придворные, сокрушенно оглядываясь друг на друга, поплелись становиться в круг. Мы же с Адиллатиссом остались в центре, на расстоянии пары шагов от Древа. А вокруг нас с мрачными лицами приговоренной делегации просителей понуро тряслись его подданные.
- Дай руку, - обратился ко мне повелитель и, обхватив мою подрагивающую ладошку своей, повел к склонившимся веткам Древа. – Не бойся. Оно приняло тебя, - едва слышно пррошептал он.
А я смотрела на дерево, на вроде бы ничем непримечательное, коим оно было бы в любом другом мире, не обделенном жизнью, и ощущала невероятный трепет. Почти осязаемое восхищение, захлестывающее меня при виде живой частички настоящей природы.
Это сколько же времени я провела в неволе?? – спрашивала себя, глядя на этот запертый, как и я в золотом дворце, кусочек жизни.
Я настолько прониклась тоской этого могучего растения, что мне успело почудиться, будто оно стонет в такт моему собственному сдавленному дыханию.
И без единой цельной мысли в голове сделала я шаг в сторону истосковавшегося создания, протягивая к нему руку.
Одно легкое прикосновение. Еле ощутимое дуновение. И вспышка! Яркая, золотистая, захлестывающая нереальным теплом.
Эпилог.
Одно легкое прикосновение к Дереву. Еле ощутимое дуновение. И вспышка! Яркая, золотистая, захлестывающая нереальным теплом.
- Оно говорит сс-с тобой, - чуть шевеля губами, восторженно произнес Адиллатисс. – Древо ждет твоего сс-слова. С-сскажи ему, чего ты просишш-шь.
- Я? – обескураженно поднимаю глаза на повелителя Василисков.
- Только ты, девочка, - поддерживающе улыбается он мне.
И я решилась.
- Жизни, - облизнув пересохшие губы, произнесла я то, что с некоторых пор действительно волновало меня. – Прошу, верни жизнь этим землям. «Пусть они зацветут и возрадуются благам Великого Солнца», - добавила я заученную фразу, которой снабдил меня предусмотрительный Лион.
Правда, там было еще несколько пунктов, касающихся его личного блага: «мне, чтоб самых благородных угодий отсыпало. В конце концов, это ж я тебя – соню печальную, растормошил и подбил на всё это действо! Так, сыну моему, Алтимурссу, тоже надо бы везенья крупного. Его, знаешь, в Академию Магии в мир неотесанного зверья выслали! Нет, ну нормально?! Твой возлюбленный император клянется, что он так уберечь моего мальца хотел. Будто нельзя было его тут запереть в башни какой и охрану приставить, чтоб не удавил никто до моего возвращения! – сообщает он свой дикий способ защиты сына. – А он – в Ака-де-мии!!! Студентом пошел в мир Вервольфов! Будто эти четвероногие могут чему-то дельному принца научить! Ну, Адиллатисс!.. – захлебываясь желчной слюной выговаривал нам Лион. - Племянник называется! Родный…»
Мысли об истерике Лиона помогла выдержать напряженность момента.
В фарфоровую статуэтку меня пока не превратили, но озноб по всему телу такой, что я, наверное, на золотистый колокольчик со стороны смахиваю.
Зато Адиллатисс застыл точь-в-точь гранитный памятник. Не
