Конец вечности - Юлия Ветрова
Флот Фэроу погиб почти полностью. Посчитав потери после отступления в подпространство, они с Калленом пришли к выводу, что нужно разделить выживших на две части и расквартировать по двум сравнительно боеспособным кораблям. Истребители уместились в ангарах этих двух, а всё остальное превратилось в гору металлолома, которую проще было бросить на месте.
Впервые с тех пор, как Каллена назначили к ней на корабль, Инэрис не испытывала напряжения рядом с этим молчаливым и всегда холодным человеком с глазами, выжженными коррекцией. Инэрис подозревала, что просто слишком устала. Ей было уже всё равно, что будет дальше, и Каллен, который, казалось, вовсе не испытывал никаких чувств, взял организацию выживших на себя.
Инэрис какое-то время смотрела на него издали. На языке вертелся вопрос: «Зачем?» Зачем кого-то куда-то переводить, зачем чинить двигатели, зачем трепыхаться, когда война проиграна. Империи больше нет.
Инэрис молчала. Она понимала, что здесь не время и не место таким вопросам. А ещё надеялась, что если поспит немного, то голова прояснится, и апатия пройдёт. Это было бы очень хорошо, потому что Инэрис не хотела сдаваться и отступать из простого упрямства, из нежелания признать себя проигравшей. Но думать о том, что ждёт впереди, не получалось всё равно.
Никогда она не думала, что так любила Нимею. Никогда не думала, что мысль о том, что столицы больше нет, ударит её коленом под дых, выбивая из лёгких воздух.
Она развернулась и ушла, чтобы попытаться уснуть, но, даже вколов себе снотворное, так и не смогла отключиться. Просто лежала, глядя в потолок, и смотрела своё собственное, никому больше невидимое кино.
От картин гибели Нимеи мысли то и дело перебегали к Ордену. К попыткам понять, ради чего она пять лет прожила в изоляции, терпела боль, а затем презрение. Она могла простить Ордену всё — коррупцию, нечистоплотность в методах, скрытность и недоверие. Всё это были лишь кирпичики, служившие, как казалось ей, великой цели — защите жизни.
Цели больше не было. И если не было того общего блага, ради которого Орден позволял себе вмешиваться в память других людей, убивать своих учеников и тех, кто стоял у него на пути… Тогда ради чего было всё это? Инэрис не могла ответить. Она всё равно не хотела признавать, что Рейвен и подобные ему были правы — из простого упрямства и нежелания отступать.
Она сжала зубы, выгоняя из сознания ненужные мысли, и села на кровати. Потянулась к коммуникатору, собираясь вызвать Аврору, но не успела.
Со стороны двери раздался стук, и Инэрис, торопливо пригладив волосы, приказала:
— Войдите.
— Капитан…
Инэрис кивнула и встала.
— Я вас слушаю.
— Перегруппировка закончена. Экипаж Генс Ларты удалось укомплектовать на шестьдесят процентов. Левый борт по-прежнему в починке, но правым мы можем стрелять. Вам придётся иметь это в виду, когда вы вернётесь на мостик — нас слегка кренит набок при резких манёврах.
— Слегка? — Инэрис не сдержалась и хохотнула. Взяла из рук Каллена графики и оценила ситуацию сама. — Нас закрутит — как лодку с одним веслом при любом неверном движении. Но спасибо, что сказали. Я буду иметь в виду. Что со вторым кораблём?
— Я… выбрал Солнечный Бриз.
Каллен замолк, не зная, как продолжить. Инэрис какое-то время изучала графики, а затем подняла на него взгляд.
— Фэроу? — спросила она, и Каллен вздрогнул.
***
С того момента, как пришёл последний приказ конклава, Каллен не находил себе места. Поначалу было сравнительно легко, потому что бой, перетекавший в бесконечность, не давал возможности думать о чём-то, кроме несущихся со всех сторон снарядов противника и мелькающих на экране точек сражающихся кораблей.
И всё-таки где-то на краю сознания билось ощущение неправильности всего происходящего. Теперь, когда появилось время для размышлений, Каллен понял, что это чувство преследовало его уже давно — с тех пор, как он был назначен на Генс Ларту. А может, оно появилось ещё раньше — когда он только получил звание мастера.
Первым, что он увидел, прибыв на Генс Ларту, был силуэт капитана — слишком хрупкий для военного, натянутый, как струна, и необыкновенно изящный в офицерском мундире. Но не эта хрупкость и не это изящество поразили Каллена. Когда Инэрис обернулась, его будто молнией пронзило понимание того, что он уже видел это лицо — много раз, во сне и в предрассветных грёзах.
Этому внезапному пониманию не было объяснения, как ни старался Каллен разобраться в его сути. Всегда, когда он пытался представить о том, каким будет человек, которому он сможет посвятить свою жизнь, он видел это лицо — и вот теперь обладательница этого лица стояла перед ним. Живая, созданная из плоти и крови, и в то же время будто выточенная изо льда. А ему, Каллену Фэроу, в самом деле предстояло служить — только не ей, а Ордену, которому он так поспешно отдал свою жизнь. Конклаву, который приказал доносить о каждом шаге Инэрис Магдаро.
Вот тогда-то и ощутил он впервые это чувство неправильности, раздвоенности и непонимания того, что нужно делать, от попыток разобраться, от которых нестерпимо ныл затылок, и кровь стучала в висках. До тех пор в жизни Каллена всё было просто и ясно. Всегда он знал, что правильно, и поступал только в соответствии с этим «правильно». Правильным было служить семье, Империи и Ордену. Семья и Империя всегда требовали от него одного и того же, и точь-в-точь соответствовали его представлениям о правильном приказы Ордена. Если же что-то казалось не совсем верным — следовало лишь обратиться к Книге Звёзд, содержавшей ответ на любую дилемму.
Каллен боялся узнать, что говорится об Инэрис в Книге Звёзд, потому что догадывался, что служение Ордену всё же стоит в иерархии любого адепта выше, чем служение собственным туманным видениям. Он не хотел заранее думать о том, кому на самом деле станет служить, если ему придётся выбирать. Инэрис никогда не запрещала ему отправлять отчёты Ордену. Каллен даже показывал их ей, и Инэрис лишь кивала, из чего сам Каллен делал вывод, что Инэрис отлично соотносит степень доверия своему помощнику с доверием Ордену и никогда не поставит его перед выбором. За это он любил Инэрис ещё больше, потому что Инэрис внезапно для него самого оказалась воплощением Ордена, воплощением разума, гордости и чести. И, стоя на мостике за её спиной, Каллен с трудом сдерживал улыбку от осознания того, что
