Притворная дама его величества - Хельга Блум
Избавившись от его величества, я почти целиком превратилась в слух. Не считая той части меня, которая превратилась в зрение и теперь бдительно внимала каждому движению людей, находящихся в соседнем зале. Движений было откровенно мало. Почти не было, если честно.
Премьер-министр, видимо, решив добить правительство под финал заседания, выступал последним. Пока же доклады читали прочие министры. Министров у его величества было много. Не знаю, насколько они вообще полезны для государства, но выглядели эти благородные доны внушительно, а говорили занудно, так что все, что мне оставалось, это попытаться не вывихнуть челюсть, пока зеваю и не заснуть, поскольку тогда за жизнь его величества никто не даст и ломаного гроша. В конце концов, не рассчитывать же, что хоть кто-то из этих высокородных мужчин сможет спасти короля от очередного покушения. Вон, министр финансов как перекатывается, ему бы самому ноги унести, если появится какая-то угроза. А тот министр понятия-не-имею-чего, кажется, спит с открытыми глазами. А кивает он явно чисто автоматически, с частотой четыре раза в минуту. Сразу видно, серьезные занятые люди.
Интересно, не замешан ли кто-то из них в этих покушениях? На первый взгляд все кажутся спокойными и невинными. Ну, чисто поле овечек, а не заседание правительства. В этом и сложность жизни среди людей, никогда не знаешь, кто из них замышляет против тебя пакость. Интересно, что короля Аргента это не сильно беспокоит. Он относит к своей возможной смерти как к приемлемому риску, смерть на производстве, такое почти везде случается…
Министр Хейл спокоен и сосредоточен. Буравит глазами выступающих с докладами бедняг, сверяется со своими личными записями, что-то там чертит и дописывает. Я вообще за все время нашего знакомства ни разу не видела его испуганным, встревоженным, обрадованным. Такое чувство, будто у этого человека с рождения на лице маска учтивости, за которой он скрывает тот факт, что способен одним лишь взглядом разобрать на косточки любого из присутствующих, вызнать все грешки и промахи.
Интерлюдия
Королевский дворец весьма многолюдное место. Повсюду, куда ни взгляни, толпится народ. Тут и очаровательно краснеющие дебютантки, припорхавшие, чтобы выразить свое почтение его величеству и юной дофине (дофина Кора, впрочем, довольно редко проявляла интерес к молодым доннам, имевшим обыкновение скапливаться в разных уголках дворца). Можно здесь встретить и опытных придворных дам. Уж эти-то прекрасно знают, что по средам королевский повар готовит восхитительный шоколадный мусс, а каждый понедельник премьер-министр Дигвальд Хейл появляется в библиотеке, усаживается у камина и читает труды Юарта Гладстона, давно почившего господина, в свое время тоже исполнявшего обязанности премьер-министра.
В такие часы министра Хейла лучше не беспокоить, поэтому все, и придворные, и слуги, перемещаются на цыпочках, стараясь не помешать министру, ведь в гневе он поистине страшен. О, министр Хейл слишком сдержан и хладнокровен, чтобы сказать хоть слово человеку, посмевшему нарушить его покой. Он всего лишь достанет из кармана часы-луковицу, внимательно взглянет на них, словно давая вселенной последний шанс исправиться, и, увидев, что его библиотечное время еще не истекло, поднимет взгляд на нарушителя. Последний к тому моменту уже начнет истекать потом и молить всех богов, какие только существуют, испарить пол и избавить тем самым несчастного от пыток со стороны министра. Затем министр Хейл мягко улыбнется, впрочем, обнадеживаться не стоит, в улыбке этой не больше тепла, чем в замороженном йогурте, который так любит дофина Кора есть на ужин. И где-то в этот момент у бедолаги, вторгшегося в мирный вечер министра, закрадется мысль о том, что живым ему отсюда уже и не выбраться и стоило бы заранее озаботиться и написать завещание (если речь идет о благородном лице, одному из тех, кому обычно есть что завещать) или попрощаться как следует с родными (подобное чаще приходит в голову людям, не имеющим достатка и, соответственно, хлопот с распределением оного среди будущих наследников). А затем министр Хейл скажет что-то вроде:
- А, это вы, баронесса Стретфильд. Рад видеть, что лодыжка вас сегодня мучает меньше. Вы явно хорошо спали, моя дорогая. Такой здоровый цвет лица.
Баронесса побледнеет, в одночасье приобретя кипенно-белый цвет, который назвать здоровым не смог бы даже самый оптимистичный доктор, а потом, пролепетав что-то невразумительное, сделает самый неуклюжий реверанс в своей жизни и умчится прочь на дрожащих ногах, стараясь не думать о том, откуда министр Хейл знает, что она позавчера ночью подвернула лодыжку, выходя от своего любовника, если обе стороны соблюдали строгую секретность.
Немало во дворце и слуг. Те скользят по коридорам словно тени, стараясь не привлекать внимания благородных господ. Аристократы предпочитают делать вид, что все, что делается в их домах - все зажженные камины и застеленные постели, все горячие ванны и начищенные туфли - все это происходит само по себе при помощи одного лишь только желания аристократов жить в комфорте и уюте. Королевские слуги вышколены и вымуштрованы, хотя и они не лишают себя удовольствия немного расслабиться порой. Все же дворец для многих из них дом и, хотя они трудятся от заката до рассвета, время для развлечений, шуток и невинного флирта тоже находится.
Однако, несмотря на то, что в королевском дворце ежедневно околачивается, отирается, бродит, мелькает, шатается и болтается множество людей, никто из них не заметил ничего подозрительного. Ни один из них не увидел, не заметил и не обнаружил того, что могло бы спасти жизнь его величества короля Аргента.
Не увидел ничего дон Огастес Жюстье – королевский мажордом. Аргент всегда считал, что дон Жюстье, принадлежащий к старому поколению слуг, человек, целиком и полностью преданный своей работе и своему королю. Разумеется, юному Аргенту с детства внушали одну простую мысль: доверять никому нельзя. Если ты король, любой может всадить тебе нож в спину. Впрочем, даже первым людям государства нужны доверенные лица, иначе можно погрузиться в пучины паранойи и сойти с ума. А что происходит с людьми, попавшими в эти самые пучины, вы уже знаете.
Мажордому было твердо приказано следить за
