Суженый, или Брак по расчёту - Ольга Обская
Разговаривала Ксения. Ну, в этом-то как раз ничего необычного не было, но говорила она по-аласийски. Немного с акцентом, но всё равно ему стало не по себе. Когда и где она успела выучить язык, если уверяет, что в Аласии первый раз? Ксения никогда даже не намекала, что знает аласийский настолько хорошо, что может спокойно общаться. Зачем же тогда эта клоунада с нанонаушниками?
Дэниэль почувствовал, как горечь сомнений подкатывает неприятным комом к горлу. Он потихоньку подошёл поближе. Интересно, с кем Ксения разговаривает? Её собеседника слышно не было. Зато стала понятна тема разговора. Ксения говорила о матери Дэниэля, о его деде и о тайне его разноцветных глаз.
Картина вырисовалась. Всё-таки Ксения – информатор. Работает на Альтана или какого-то другого журналиста, какую-то другую газету, журнал. Не важно. Назначила здесь встречу, чтобы рассказать, что на данный момент успела нарыть.
В висок долбилась единственная мысль – опять предательство. Дэниэль несколько раз с силой сжал и разжал кулаки. Выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. Он привык к подставам. Он постоянно их ждёт. Он к ним готов. Он ведь с самого начала так и предполагал: Ксения рядом с ним, чтобы шпионить. Почему тогда так больно? Всё-таки успел поверить?
Дэниэль развернулся и быстрым шагом отправился прочь.
Глава 39. Всё-таки крысы!
Глава 39. Всё-таки крысы!
Дэниэль успел отойти метров на десять, когда услышал отчаянный визг Ксении. Звук пронзил, как удар током – столько в нём было панического страха. Он тут же развернулся и помчался назад, к двери, из-за которой доносился голос. Какие только мысли не промелькнули в голове за эти пару секунд. Альтан (или кто там?) получил все сведения, что хотел, а теперь решил ещё и развлечься – начал домогаться? Или наоборот, не получил того, чего хотел, и теперь угрожает? Дэниэль представлял, что этот циничный журналюга мог сказать, чтобы вызвать у Ксении такой ужас. Наверняка, слов не подбирал. А может, уже и руки вход пустил? Зубы сжались до скрежета от этой догадки.
Теперь Ксения не казалась Дэниэлю прожженной шпионкой. Девочке просто нужны деньги, она не понимала, куда влипла. Не знала, что с медийными акулами нельзя связываться. Проглотят целиком и не подавятся.
Он распахнул дверь, готовый броситься на помощь. Первое, что увидел, летящий в его сторону предмет. Ни увернуться, ни отмахнуться не успел. Снаряд угодил ровно в лоб и, отскочив, спикировал вниз. Только теперь Дэниэль смог разглядеть предмет, который набил ему вторую шишку за день. Башмак. Могло бы быть и хуже.
Ксения уже не визжала. Только виновато ойкнула:
– Я не хотела. Я не в вас целилась.
А в кого, интересно? Дэниэль озирался по сторонам. Ни Альтана, ни кого-то бы то ни было ещё, в комнате не наблюдалось. Только Тамарина Матильда испуганно жалась к плечу Ксении.
Он недоумённо потёр лоб. Вроде бы не такой уж и сильный был удар, но голова совершенно не соображала. С кем Ксения разговаривала? Никого же нет. Или это она общалась по телефону?
– Не трите, – почему-то запротестовала она и бросилась из дальнего угла комнаты к Дэниэлю. – Там ссадина, немного кровит.
Он смотрел, как она приближается. На лице совершенно невыносимо милое виноватое выражение. Если бы не оно, Дэниэль наверно уже бы засыпал Ксению гневными вопросами, к примеру: зачем было так визжать? Но он не засыпал. Просто стоял и ждал, что она собирается делать. Ксения подошла вплотную, достала из кармана носовой платок и нежно коснулась лба. А потом произошло уж совсем неожиданное – она встала на цыпочки и легонько подула на ссадину.
– Не щиплет? Надо бы обработать.
Её губы были так близко. Хорошее обезболивающее. Про ссадину Дэниэль мгновенно забыл, тело напряглось, в голову полезли шальные мысли.
Она снова виновато вздохнула:
– Это случайно получилось. Я не в вас целилась.
– А в кого? С кем вы беседовали до того, как я зашёл? – Дэниэль помрачнел. Вспомнил детали телефонного разговора Ксении, и наваждение прошло. Она разворошила уже подзабытую журналистами тему, очень болезненную для Дэниэля. Газетчики любили писать о его матери. О её многочисленных бурных, но скоротечных романах и, конечно, о её блестящих выступлениях. Он тоже ребёнком восхищался тем, какой она была на сцене. Она часто брала его с собой в театр, и он с замиранием следил из-за кулис за её игрой. Пусть не всё понимал, но бурлящие эмоции завораживали. Стоял и не дышал. И неистово аплодировал вместе с залом. А потом спектакль кончался, и она уезжала с очередным кавалером, просто забывая о нём. Теперь и он забыл. Давно похоронил те детские воспоминания. Но, чёрт! Если Ксения нарыла что-то новое, газетчики ухватятся, и снова будут мусолить тему.
Дэниэль посмотрел на неё тяжело. Теперь, когда убедился, что ей не грозит опасность, горечь снова захлестнула волной.
– С кем вы общались? – повторил вопрос сухо.
– Разговаривала с Матильдой, – Ксения не отступила, несмотря на его грозный вид. Продолжала промакивать платочком лоб.
– По-аласийски? – съязвил он. – Выучили язык за три дня специально, чтобы общаться с аласийскими собачками?
– Матильда и мой русский прекрасно понимала, – фыркнула Ксения. Виноватое выражение слетело с её лица. Она тоже насупилась.
– А с кем же тогда по-аласийски беседовали? Кому слили информацию? Какой газете? – с каждым словом он говорил всё громче и жёстче.
Нет. Она всё равно не отошла. Держала свой дурацкий платочек на его лбе. Но щёки её запылали, а в глазах сверкнули такие искры, что реально обдало жаром.
– Какой вы однако… настырный в своих подозрениях! – выпалила гневно, тяжело дыша. – Я же говорила, что не шпионю! Не работаю на газетчиков! Не собираюсь никому ничего сливать! – Она аккуратно убрала платочек со лба, проверяя, остановилось ли кровотечение, подула ласково и нежно, будто только что не испепеляла взглядом, вернула платочек на место и продолжила тем же грозным тоном: – Я просто читала старые газетные статьи вслух. Произносила слова, не понимая их смысла, чтобы нанонаушники мне перевели. Понятно?! Единственный мой грех – любопытство. Вы же ничего не рассказываете. А тут какой-то архив. Собраны материалы по истории театра.
И опять он ей поверил. Знал, что его все предают. Но всё рано поверил этой странной небылице про чтение вслух самой себе. Горечь отступила,