Императорский отбор - Сергей Николаевич Чехин
Герман с ухмылкой отпрыгнул, а вот дальше начались еще более интересные чудеса. В полете оружие раскалилось добела, точно я достал его прямиком из горна. В самой нижней точке световая дуга слетела с клинка и с огромной скоростью устремилась во врага, оставляя за собой черную линию обугленной травы. Соперник успел подставить меч, и дуга взорвалась снопом в тысячу ослепительных искр. И пока Гессен щурился и протирал глаза, я обернулся к служанке и процедил:
— Не смей. Я рядом.
Карина замерла с пальцами у плеча, а я медленным шагом направился к ублюдку. Тот выпрямился, осклабился и с вызовом произнес:
— Вот значит как? Меняем правила на ходу? Что же, мне так больше нравится. Если вы применили магию, то и я сдерживаться не стану.
Он нервным жестом сорвал с острия защитный шарик и описал восьмерку перед собой, после чего клинок вспыхнул, словно облитый маслом. Но мне было все равно на угрозы и выкрутасы — подонок перешел черту, а я шел, чтобы его похоронить. Решил поднять ставки? Теперь не жалуйся. Ведь теперь я разбирался в фехтовании гораздо лучше, пусть и не до конца понимал, каким именно образом.
Знаете, что такое мышечная память? Если играли на гитаре — то наверняка знаете. Когда мозг забывает аккорд, но руки исполняют его в точности, потому что «запомнили», как это правильно делать. Ну или любые действия на автоматизме — вроде переключения коробки передач или печатания вслепую. Все они как бы воспроизводятся сами по себе, без личного участия сознания.
Нечто подобное происходило и со мной. И когда Гессен пытался контратаковать или сбить с толку хитрым финтом, рука сама вытворяла такие фокусы, что оставалось только диву даваться. При том я не чувствовал себя так, словно сидел в мясном роботе, который делал все за меня. Нет, я полностью управлял процессом, но при том некоторые движения выполнялись сами собой, и я бы не сказал, что это сильно мешало. Главное, что это позволило развить такой натиск, что немец отступил чуть ли не на край поляны.
Но затем быстро пришел в себя, оценил обстановку и попытался отвоевать потерянное. Однако меня уже было не остановить. Я обрушил на него шквал ударов, лупя рапирой, как розгой или хлыстом — сверху вниз, замах за замахом, и всякий раз клинок раскалялся, пусть и не метал больше белые молнии. Зато искры летели, как от сварки — Гессену пришлось присесть и сжать предплечье свободной рукой, чтобы сдержать отчаянный натиск.
— С-сука… — не своим голосом хрипел я, будто одержимый. — Я тебя прямо здесь закопаю.
Немцу пришлось немного испачкаться, чтобы разорвать дистанцию. Отпрыгнуть назад он не мог — там уже стояли зрители, вот и пришлось кувыркнуться вбок и вымазать рубашку в земле и травяном соке. Впрочем, это мелочи, ведь гнида имела все шансы замараться собственной кровью. И пусть ранить гада не удалось, зато сорвать спесивую личину вышло очень даже неплохо.
Блондин вскочил с приоткрытым ртом и прилипшими ко лбу растрепанными патлами, и в широко раскрытых глазах я впервые увидел откровенный испуг. Офицер попытался уколоть, но я играючи отбил клинок в сторону. Хотел извернуться в очередном трюке, но тут уже я накинулся коршуном и вынудил вновь закрыться в глухой обороне. Уверенность в победе таяла с каждым взмахом, а вот осознание неминуемой расплаты проступало все отчетливее.
Не знаю, на что рассчитывал пес, когда принуждал дорогого мне человека к стриптизу, но даже в гуманной современности наказание за подобную выходку может быть крайне печальным. Теперь же я вообще не замечал ничего вокруг, всецело сосредоточившись на цели, что носилась по арене, точно таракан от тапка. Никогда прежде я не испытывал столь ярого желания кого-то убить и собирался реализовать его на все сто. И даже когда Герман все же изловчился и пронзил плечо насквозь, я просто приложил к ране ладонь, остановил кровь и продолжил бой, как ни в чем не бывало.
Однако несмотря на яростный натиск, враг оставался чересчур подвижной мишенью. Достать его оказалось крайне непростой задачей, а на беготню за ним не было времени. Поэтому пришлось пойти на опасный и болезненный маневр, но ради Карины я бы рискнул и большим. Когда соперник в очередной раз нанес укол, я не стал уклоняться, а подставил под удар левую ладонь.
Острие с шипением прошило плоть, после чего я сжал кулак и повернул руку так, чтобы оружие не выскочило из ловушки. И под конец наотмашь ударил Германа по роже, оставив под скулой глубокий опаленный порез. Хотел уже проткнуть башку, как вдруг с двух сторон налетели гвардейцы и оттащили в сторону. А меня хоть и переполняла злоба, но двум вампирам сделать ничего не смог.
— Получил? — плюнул в сторону блондина. Получил, мудак? Еще хочешь, мразь?
— Хватит! — раздался властный голос цесаревны.
Я успокоился: во-первых, потому что победил, во-вторых, потому что брыкаться все равно не имело смысла. Выпрямившись и поправив рубашку, подошел к Анне и с поклоном произнес:
— Вы все видели, ваше высочество. По праву победителя я прошу отменить решение о переводе Карины и вернуть ее в мое услужение.
— Мне очень жаль, — Анна подперла подбородок кулаком и покачала часами на цепочке подобно гипнотизеру. — Но время вышло. Вы нанесли удар спустя семь секунд после срока.
— Ч-что? — от услышанного кулаки сжались до хруста. — Да вы издеваетесь?!
— Нет. Можете посмотреть сами. Вот десять минут, а вот секундная стрелка. Вы проиграли, ваше сиятельство.
— Здорово, — снова затрясло, но решил не устраивать истерику — тем более, перед этой стервой. Зачем крики и ругань, если можно просто тайком прикончить Гессена и поставить точку в этом вопросе. И все же не удержался от небольшой порции желчи, чтобы подпортить мымре радость от очередной удавшейся интриги. — Раз я проиграл, то дозвольте хотя бы один небольшой вопрос в качестве утешительного приза?
— Прошу, не стесняйтесь, — Анхальт расплылась в ехидной улыбке.
— Хорошо, вы сделали пакость мне. И признаюсь честно — пакость вышла на славу. Но вы ведь понимаете, что ради такой мелочи обрекли на унижения и муки ни в чем не повинную служанку — причем вашу же соплеменницу. Да, она
