ВалерьЯна для мертвеца - Анастасия Сиалана
– Варий Смолл. Убит на час раньше, чем Ловски.
– Где?
– В двухстах метрах отсюда. Парни вместе патрулировали периметр погоста. Понятия не имею, как их занесло на вашу территорию. – Кулаки мужчины сжались, а морщины возле глаз стали явственнее. Дело приняло серьезный оборот.
– Почему с ними не было их кураторов?
Вполне закономерно, что практикантов обязаны сопровождать старшие. Это их обязанность. Или следователи тоже пострадали?
– Погост тихое место, сама знаешь. Они взяли на себя заброшенный поселок, оставив молодняк на открытом месте, где и дурак обнаружит врага. Кто же знал, что за ними придут живые, а не мертвые. – Он выдохнул, и неожиданно добавил: – Идиоты!
– Ты же понимаешь, что наш преступник не идиот. Полынь уничтожила практически все улики, на какие мы могли рассчитывать. Сейчас наше преимущество играет против нас.
Очищение – это основное направление растения. Раньше мы всегда пользовались полынью, чтобы выявить иных. Кто бы мог подумать, что символ инквизиции станет невольным помощником зверских убийств иных и магов. Растение обжигает каждого с кровью демонов в жилах, то же самое происходит и с любыми частицами их тела и души. Все следы полностью выжигаются из мироздания, будто их и не существовало. Я не имела понятия, как преступник смог собрать столько полыни и сложить из нее ложе, но факт оставался фактом: не осталось даже магических отходов от заклинаний.
– Мы никак не сможем его отследить, – произнес очевидное Гледшир. Он тоже осознавал, что зацепок практически не было и не будет.
– Отследили бы, если бы не излишняя щепетильность одного ведьмака. – Я не удержалась от того, чтобы ввинтить эту шпильку. Слишком долго ждала этого часа.
– Я исполнял свой долг. – Глаза мужчины загорелись изумрудным светом, реагируя на мои слова честнее, нежели их владелец.
Впервые за наш разговор глава потерял свое хладнокровие. Голос подвел его и сорвался на повышенный тон под конец предложения. Это в очередной раз доказало, что у Белого сокола есть эмоции и он дорожит своими сотрудниками. Не думала, что ведьмак настолько изменился. Стоило Вольфгану избавиться от клейма «нечисть» и получить высокий статус, как он начал думать о благе Пятого края и народа. Совершенно не свойственный ведьмаку альтруизм. Он даже скрыл свою принадлежность к иным, действуя на благо людей. Что могло так сильно повлиять на этого принципиального мужчину? Куда делся тот дерзкий мальчишка, который обещал вырвать мне сердце и наслать на мой род бесплодие? Куда пропала его горячность и привычка нестись вперед, очертя голову? Я смотрела на взрослого, самодостаточного мужчину перед собой и не могла поверить, что это та самая капризная ведьма, которая попала в руки инквизиции шестьдесят лет назад. Тогда я говорила те же слова, так же предлагала сотрудничество, но была послана далеко и надолго острым языком молодого иного. Стоило ли повторять его ошибки и замкнуть круг, чтобы мы вечно шли по нему, не имея возможности разорвать цепь неприязни?
Я нашла ответ на этот вопрос.
– Что толку рыдать над пролитым зельем. Сейчас необходимо по горячим следам найти как можно больше зацепок. – Мой голос остался спокойным. Решение уже было принято в моей голове.
Я поднялась, осознавая простую истину: слова никогда не перевесят поступки. Стоило принять этот факт, и с моих плеч слетел груз неправильно прожитых лет. Ладонь так привычно раскрылась навстречу чужой, холодной магии, будто и не было перерыва в моей карьере лорда-инквизитора. Пальцы подрагивали, но послушно вытянулись и нащупали нужный сгусток силы, обхватив его. Я осторожно пустила энергию по телу, чтобы вобрать как можно больше инородных частиц магии из воздуха, и изо всех сил старалась запомнить их, чтобы отследить позднее. Однако стоило мне только начать, как проклятая метка на груди тут же воспротивилась. Пришлось удвоить усилия и как можно дольше игнорировать ограничитель сил.
Не вышло. Клеймо жгло кожу и разрасталось каждый раз, стоило мне превысить допустимый порог силы. Я знала об этом и была осведомлена о боли, но просто не могла позволить убийце уйти безнаказанным. Между мной и Гледширом много лет ненависти, непонимания и вражды народов, но это не было важно. В тот момент мы были на одной стороне. Больше не было правого и неправого берега. Река расовой неприязни иссохла, и показался вязкий, но вполне проходимый путь к пониманию. Я решила пересечь русло первой.
– Валерия?
Кажется, я различила нотки беспокойства в голосе Вольфгана. Почему-то сердце замерло на секунду, но я не стала заострять на этом внимание. Боль накрыла меня резко. Она шквалом навалилась и не отпускала. Ноги подкосились, и я упала на колени прямо возле трупа Марика, еле удержав себя над землей с помощью рук. Ритуал был прерван, толком не начавшись. Разочарование нахлынуло одновременно с еще одной волной нестерпимой боли.
– А-а-а!
– Валерия! – Теперь это было открытое беспокойство. – Твари Глубин! У тебя плавится рубашка!
Мужчина не стал стоять столбом, а кинулся на помощь, и уже через секунду я почувствовала прохладные длинные пальцы на своем обнаженном плече. Боль неожиданно отступила, но всего на миг, чтобы позже начать рвать меня изнутри.
Несмотря на жар метки, остальное тело испытывало холод. Этот наглец Гледшир сорвал с меня жакет и разорвал рубашку пополам, открывая прохладному воздуху и своим рукам доступ к моему телу. Не будь я так сильно ослеплена болью, дала бы ему пощечину. Увы, рука не поднялась, повиснув плетью вдоль тела.
– Земля-матушка, не гневайся! Не ценит люд щедрости твоей. Не обращай свои силы во вред, а дари благо. – Гледшир уложил меня на свою грудь и прижал обе ладони к пылающему жаром клейму, продолжая торопливо читать заговор. Впервые слышала, чтобы он так быстро что-то говорил. Даже запнулся пару раз.
Это заставило меня улыбнуться даже сквозь боль. Как не отреагировать на столько потрясений всего за одну ночь охоты?
Черная метка пульсировала, рвала плоть внутри меня, разрастаясь и карая за неповиновение. Она не жалела даже своего создателя. Руки Вольфгана покрылись ожогами по самые запястья, но мужчина не отнимал их от неистовствующего клейма, пытаясь сдержать чудовищную силу от разрушения моей души и тела. Печать земли не щадила никого будь то
