Дом из воска и стекла (СИ) - Бреннер Марина
А хрена там, в спальню, ага. Мне бы очень хотелось написать красиво и нежно! Вот правда!
Мне бы хотелось написать так:
…Он внес ее в очаровательно убранную спальню, ступая по усыпанному цветами, сверкающему полу…
Только зачем писать такое, если этого не было и быть не могло?
Если спальни в Доме пока напоминали больше армейские казармы, а пол не сверкал и сверкать не мог, потому что покрыт был не цветами, а мутной защитной пленкой?
Да и Тирон не романтик.
И Лайса не трепетный лепесток.
Скорее, было так.
Ликвидатор нес Пару, перекинув через плечо, как носят грузчики мешки с цементом или мелкими камешками. Пара же, хихикала и дрыгала босыми ногами, влажными от дождя и слегка запачканными от садовой дорожки. Пинком открыв дверь в спальню, слегка шлепнул девушку пониже спины.
— Не дрыгайся! — рявкнул и тут же хохотнул.
— Пусти меня давай. Мне неудобно.
— Зато мне нормально. Не вертись.
Уложив ее в постель, несколько секунд смотрел, как девчонка хихикает, чешет нос и сводит колени.
— Ты голодный, Тирон… с работы же…
— Еще какой голодный, — прошипел, наваливаясь на нее.
Ткань халата поползла вниз, обнажив острые плечи, набухшие круглые груди и выпуклый живот.
Кожа девушки сияла, переливаясь бисеринками выступившей испарины, капельками попавшего на нее дождя, исходила ароматами желания, ветра и осени.
— Моя Лайса, моя девочка…
Она изогнулась всем телом, освобождаясь от одежды, застонала, сжав губы и прикрыв глаза.
Дрогнула, чувствуя жесткие пальцы и поцелуи, давящие груди и дразнящие камешки сосков.
Рука мужа скользнула между быстро разведенных бедер и начала безумствовать там, найдя тугой клитор, потерла его, яростно возбуждая.
— Оооох, — всхлипнула Лайса — Я не могу так долго, знаешь же!
Не ответив, сжал одной рукой обе ее руки. Осторожно лег сверху, изо всех сил стараясь быть нежным с ней! Вот просто из всех сил…
Мягко и быстро войдя внутрь, стал ласкать влажную суть напряженным членом. Потом, вдруг резко выйдя, лег и притянул жену себе на грудь, развернув спиной.
— Сладкая моя, — прошептав рвано, резко вошел снова, прижав рукой груди, пальцами другой горчо лаская клитор — Сладкая Лайса! Нравится так?
Жена утробно застонала в ответ, изогнув руки и откинув голову назад. Разбросав ноги в стороны и придерживая ласкающую руку мужа своей, уперла ступни в простыни и начала яростные движения, коротко замирая на совсем уж невыносимых моментах.
— Ооох, еще, Тирон, пожалстаааа!!! Это обалдеть просто, как хорошо!
Прикусив мочку уха, задел зубами ряд мелких сережек.
— Конечно, — прошипел, плавно двигаясь внутри — Я же хочу, чтоб тебе было хорошо… Очень хочу! Чтоб… даже и не думала о других. Лайса, теплый мой свет… звереныш мой… Никто не будет тебя ТАК любить, понимаешь?
Ей хотелось ответить: " Да, Тирон. Понимаю. Но хочу, чтоб и ты понял — никому ты не будешь ТАК нужен, как НАМ. Мне, ЕЙ, той, которая вот — вот родится и Дому. ТВОЕМУ Дому. Нашему. Пока еще хрупкому, восковому, с треснутыми от ветров, времени и обид стеклами окон, но… Уже родному! Уже! Так что пожалуйса… Помни об этом."
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Плавные, синхронные движения разгоряченных, плавящихся тел успокаивали, возбуждали, жгли, будили и усыпляли одновременно! Таяли маслом в горячей воде, рассыпаясь блестками и сливаясь разогретой ртутью в плотные, сверкающие комочки.
Свет мой… Белый мой свет!
Имело ли сейчас значение то, от чего отказывались они ради того, чтоб остаться вместе навсегда? Имело… Но не сейчас!
И не здесь.
И поэтому… Стоило ли об этом думать? Был ли смысл укладывать в постель чужие распри, чужие амбиции и чужую войну?
Никакого смысла! Никакого смысла, твою мать, никогда не было и не будет!
Теперь был только один смысл — угадав близкие конвульсии предоргазменного жара, развернуться друг к другу только для того, чтобы соединиться вновь!
Губами. Руками. Телами и жизнями.
Чтобы взорваться потом, истечь горячими, тугими струями и не вздохнуть…
Не мочь ничего выдохнуть, кроме:
— Люблю тебя.
Одновременно, вместе с последним вздохом ушедшего лета и новым выдохом начавшегося дождя.
И испугаться:
— Неужели правда?
— Да, моя девочка. С самой первой минуты. Я тебя тогда почти ненавидел, Лайса. Если б не сдержался, задушил бы нахрен. Хотел шею свернуть, пока спишь.
Сэйта Дэннис чуть повернув голову, вздохнула, сжав пальцы мужа, еще мокрые и горячие от пламени их соития.
— Я просто хотела когда — нибудь от тебя сбежать… Обчистить тебя до трусов и смотаться из Элиона. Может, в Анрир. Может, и куда подальше! Нее, сначала я хотела честно отработать долг и свалить. Но потом ты начал качать права, как придурок. И я подумала о том, чтоб свалить по — тихому. Ну… без резни, конечно! За кой хер мне проблемы с вашей системой, ты же неприкосновенный! А так, почистить карманы было можно… Да вот только башкой понимала хорошо, что найдешь. Из — под земли достанешь. И душу вытрясешь. И потом… Были причины, в общем.
Дэннис расхохотался. Минут десять он ржал так, что казалось — окна вылетят вон.
— Ладно, — выдохнул, наконец успокоившись и смяв хохот — Подьем, Канц. Надо пожрать чего — нибудь.
…Позже, сидя внизу на кухне, пили свежий, горьковатый кофе и глядели в дождь.
— Нам больше ничего не угрожает, — вдруг сказала Лайса, зачем — то положив ладонь на живот и сведя пальцы. Кожа натянулась на суставах и даже слегка побелела — Правда. Я знаю. Никто за нами больше не Наблюдает, Тирон. Они ушли. Их ВООБЩЕ НЕТ ЗДЕСЬ.
Развернувшись от окна, сэттар качнулся на неудобном пластиковом стуле. Поставив кружку на стол, внимательно посмотрел в расширившиеся глаза жены, ставшие вдруг яркими и невероятно синими.
— У них только Женщина решает. — продолжала Лайса монотонно, медленно поглаживая живот — Только Самка. Сосуд главенствует. Ставит точку. Уйти или остаться. Женщина подводит итог, Мужчина его принимает. Так что… Мы в безопасности. Пока.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Всегда. — коротко ответил.
Вряд — ли Белые вернутся… Да даже если и вернутся, он встретит их сам.