Линда Джонс - Звездная ведьма
Тэйн погрозил ей костлявым пальцем.
— Я сказал, что проклятия так начинаются. Они могут значительно окрепнуть. Часто именно так и происходит.
— Как?
— Они питаются страхом проклятых.
Её гнев усилился, а с ним вернулись худшие опасения.
— Хочешь сказать, проклятие поддерживает мой собственный страх?
Тэйн пожал плечами.
— Твой. Твоих сестёр. Ваших предков, — он нахмурился, раздумывая над ситуацией. — Я чувствую, в проклятии есть нечто большее. Его перенесли на бумагу? Ведьмы Файн описывали свои страдания и силу проклятия?
— Да.
— Где те бумаги?
— Сгорели, — тихо призналась Айседора. Чтобы сломать проклятие, им понадобятся те письма? Если так, то всё потеряно. — Когда солдаты императора подожгли наш дом, коробка с письмами осталась внутри.
Тэйн громко заметил:
— Специальная коробка, с каждым прожитым годом усиливающая мощь проклятия. — Он махнул рукой. — Хорошо, что они сгорели. Это полезно.
Айседора облегчённо вздохнула.
— Значит, проклятие закончено?
— О, нет, — сказал Тэйн. — Ты с сёстрами всё ещё поддерживаешь его. Никто другой не смог бы наделить проклятие такой силой, но вы трое владеете небывалым могуществом. И должны отпустить проклятие раз и навсегда. Вместе.
Её гнев и страх не исчезали, но приглушились кое-чем новым: надеждой. Неужели она позволяет себе надеяться?
— Я даже не знаю, где мои сестры.
Тэйн прямо посмотрел на Айседору и взял за подбородок.
— Думаю, ты их найдёшь.
Слова звучали так просто. Слишком просто. Айседора тряхнула головой, чтобы освободиться от пальцев волшебника. Одной надеждой проклятие не разрушить. Айседора нуждалась в конкретных ответах.
— Когда я найду Софи и Жульетт, как нам снять проклятие?
Тэйн перевёл взгляд на искрящееся звёздами ночное небо и, казалось, на мгновение отрешился от реальности, а потом ответил:
— Прежде, чем проклятие развеется, у тебя на глазах свершится то, что ты считаешь невозможным. Трижды. Ничто не длится вечно, и чудеса порой всего лишь первый признак грядущих перемен, просто из-за своей неожиданности и редкости походят на чудо. Трижды, — повторил он.
— Ты имеешь в виду, что мы все должны увидеть эти чудеса?
— Ты и обе твои сестры столкнётесь с тем, что считаете невозможным. Потом возьмётесь за руки и вместе избавитесь от проклятия. Для этого вам понадобятся костёр, звёздный свет и владение теми вещами, которые пока считаете недостижимыми. — Он посмотрел на Айседору и улыбнулся. — И надежда. Я вижу, что она уже зажглась в тебе, но её недостаточно. Вы трое должны крепко верить, что уничтожить проклятие не только возможно, но и в ваших силах.
Это казалось простым, и всё же... не слишком.
— Ты ведь ещё и провидец?
— Да, — отрезал он, — это меня и добило.
— Ты предсказал падение императора Себастьена после того, как его лица коснётся солнце. Как скоро это произойдёт?
— Спустя часы, возможно даже минуты.
Она хотела верить словам старика о возможности снять проклятие, но как, если его пророчества не сбывались?
— Ты ошибся, — тихо сказала она. — Софи принесла во дворец солнечный свет несколько месяцев назад, а Себастьен по-прежнему жив и здоров.
Старик... её отец улыбнулся.
— Мне не хотелось объяснять своё пророчество, тем более столь эгоистичному и жестокому человеку, как император.
— Что там нужно объяснять?
— Себастьен мог не бояться солнечного света, Айседора. — Тэйн поднял морщинистую руку к своей щеке и слегка дотронулся до кожи. — Падение последует за прикосновением его сына[1].
Это невозможно. Никто никогда не сбегал из тринадцатого уровня, а теперь стражи утверждали, что он опустел.
Первым порывом Себастьена было убить принёсшего дурную новость гонца, но сейчас потеря даже одного солдата казалась непозволительным расточительством.
— Среди убитых заключённых есть женщина?
— Нет, мой господин, — ответил землисто-серый страж.
Возможно, Айседора всё-таки умерла в яме. Он продолжал надеяться на её смерть, хотя никогда не причислял ведьму к тем, кто легко сдаётся.
— Как они прошли мимо охраны на десятом уровне? — рявкнул Себастьен.
Серое лицо стража побелело.
— Их оказалось слишком много, господин, и они застали нас врасплох, — юноша тяжело сглотнул. — Некоторые были вооружены.
Себастьен направился к солдату.
— Хватит ходить вокруг да около, объясни, что случилось!
— Всему виной капитан Трайфина и его слуга. Они в совершенстве владеют мечами и вывели нескольких заключённых из дворца. Среди той группы были женщины, мой господин.
Женщины? Как... больше одной? Невозможно. Наверное, они приняли за женщин длинноволосых, ослабших узников. Но если Айседора выжила, то, несомненно, была среди спасённых Хеном.
Плакал его союз с Кругом Бэквие. И виновата в этом Айседора. Если Хен со своими людьми примкнёт к мятежникам... если Айседора расскажет миру о существовании двух наследников...
— Удвойте охрану императрицы и принца. Защищайте их ценой собственных жизней. Ничто больше не имеет значения.
— Ваша охрана так же будет удвоена, мой господин, — страж, к лицу которого постепенно начали возвращаться краски, кратко, почтительно поклонился, заметно радуясь, что остался жив.
— В этом нет необходимости. — Себастьен коснулся клинка, спрятанного в ножнах у себя на талии, и глаза стража с возродившимся испугом проследили за движением его руки.
Но император не обнажил ножа, лишь отправил солдат исполнять приказ.
Себастьен выставил своих личных стражей из комнаты, запер за ними двери, потом поспешно пересёк комнату и сорвал со стены гобелен, скрывавший потайной ход. Император распахнул дверь и пробежал два пролёта по тускло освещённой лестнице. За дверью, к которой он направлялся, находилась маленькая комната, надёжно спрятанная в сложных коридорах третьего уровня.
Когда дверь распахнулась, Мари вскинула голову. Своенравная девочка не смирилась со своим заключением, однажды даже смогла выбраться из комнаты и бродила по дворцу в поисках поддержки. Но разумеется, никто не отважился ей помочь.
Себастьен собирался покончить с ней так же, как с Айседорой. Любопытная горничная зашла в комнату, где родились двойняшки, и узнала слишком много. Но, похоже, он слишком размяк и не смог осуществить задуманное. Айседора — другое дело. Она была опасной ведьмой и убийцей. Поэтому заслуживала тринадцатого уровня.
А Мари нет.
В углу в кресле-качалке сидела кормилица и вязала. Как обычно, женщина даже не подняла голову.
