Екатерина Неволина - Два шага до рассвета
За прошедшие три дня моего пребывания в доме старухи меня так ничему и не начали обучать. Я ела, спала, мыла полы и посуду, уже начиная подозревать, что взяли меня сюда в качестве бесплатной прислуги. Наблюдения за старухой пока не принесли ошеломляющих результатов.
Вставала она рано и большую часть дня проводила за чтением старых книг со «слепыми» потрескавшимися переплетами либо делала трясущейся рукой записи в большую черную тетрадь.
Иногда она отлучалась куда‑то, неизменно дав мне перед выходом наставление: из дома не выходить и никуда не соваться. Я и не совалась. Слава богу, сказки читала. Вот полезешь куда не надо, вызовешь случайно демона, а потом думай, что с ним делать. Не знаю, вызывала ли старуха демонов — сама я этого не видела. Хотя порой и подозревала, что один из них верно служит ей под личиной лохматой собаки.
Хугина почти целыми днями, а иногда и ночами, не было дома. Как понимаю, он носился по всяким старухиным делам. Они понимали друг друга без слов и даже без единого взгляда, и мне казалось, будто головы у них похожи на сообщающиеся сосуды. Мы видели такие на уроках в школе. Если в сообщающихся сосудах всегда равное количество жидкости, то у старухи и собаки было то же самое по части информации. Я никогда не замечала, чтобы они тем или иным способом переговаривались, но все, что становилось известно одному из них, тут же узнавал и другой. Так старуха, не выходя из дома, получала сведения обо всем, что творится снаружи. Видимо, Хугин был ее верным посланцем, ее глазами и ушами в окружающем мире.
Вот и сегодня, едва я успела встать, старуха пригласила меня поесть, но я ясно видела, что ей буквально не терпится что‑то мне рассказать. Ее глаза хитро блестели, а движения приобрели особенную суетливость.
— Какие‑нибудь новости? — спросила я с деланым безразличием, намазывая на хлеб масло.
Сама старуха, абсолютно точно, из дома не выходила, значит, новости поступили от Хугина.
— Мы вовремя успели забрать тебя из того дома, — довольно сообщила старуха, пристраиваясь на скрипучем табурете поближе к батарее.
Слабость разлилась по моему телу, а руки задрожали так, что бутерброд упал на стол. Разумеется, маслом вниз. Артур все‑таки привел вампиров. Наверное, он никогда не любил меня по‑настоящему.
Я вдохнула и выдохнула. Дышать было так больно, словно по моей грудной клетке проехался грузовик.
— И много их было? — с деланым безразличием поинтересовалась я. Безразличия в моем голосе слышалось примерно столько же, сколько романтики содержалось в старой швабре.
— Всего один, зато какой милый! — старуха хрипло хихикнула.
Ненавижу ее манеру смеяться, ненавижу!
— Ты его знаешь, — продолжила старуха.
Конечно, я знала Артура. Кто бы в этом сомневался. Но почему она вздумала пугать меня им?
— Нет, не твой красавчик, — она словно прочла мои мысли. — Другой, наш отчаянный драчун и забияка в черной кожанке.
— Ловчий? — спросила я почти что с облегчением. — Но как он нашел мое старое убежище.
— Способный мальчик, — старуха закивала головой так, что она мелко затряслась на тонкой дряблой шее. — Даже жаль, что он так предан своей королеве…
— Какой королеве? — похоже, мне предстояло еще множество открытий, и вряд ли они окажутся для меня приятными.
— Королеве диких, — старуха поставила локти на стол и мечтательно воззрилась на стену. — Встречались мы с ней как‑то, — она задумчиво вздохнула, — я тогда была помоложе, а она… она не меняется уже без малого тысячу лет. У нее удивительные способности, одна из которых — проникать в мир человеческих грез, когда сознание находится в особом пространстве…
— Это красивая рыжеволосая женщина, одетая в странную вычурную одежду? — спросила я, задерживая дыхание.
Старуха кивнула.
— Она приходила ко мне во сне. И она, и Ловчий, и еще… — я замешкалась, не зная, что сказать о горбоносом незнакомце.
— И еще тот, кто тебя охраняет, — закончила старуха, улыбаясь.
— Откуда вы знаете? — я, наконец, подняла злосчастный бутерброд и принялась вытирать стол. Хорошо хоть в этом доме все по‑простому. Попробуй отмой масляное пятно с какой‑нибудь льняной скатерти.
— Ох, деточка, поживешь с мое — еще и не то знать будешь.
— А сколько вам лет? — не выдержала я.
— Много. Много больше, чем кажется на первый взгляд. Устала я что‑то. Ну да ничего, уже скоро… — она осеклась и быстро взглянула на меня.
Ох, напрягает меня эта мода строить насчет меня планы. Тем более что меня, кажется, еще ни разу не спросили, устраивают ли они меня или нет. И зачем такими мелочами интересоваться?…
— Вы, между прочим, обещали учить меня, — напомнила я, откусывая от бутерброда.
— Ты уже учишься, детка, — тихо отозвалась старуха.
— Да? — я делано удивилась. — Это когда, во сне, что ли?
— И во сне тоже, — подтвердила старуха.
— Погодите, — от волнения я даже приподнялась на стуле. — Все эти сны вызваны вашей магией?
— Можно сказать и так, — усмехнулась старуха. — Если ты, Полиночка, еще не заметила, ни Ловчий, ни королева не могут добраться до тебя, пока ты находишься под нашей защитой и покровительством.
— Что вы хотите от меня? — я посмотрела прямо в пронзительные молодые глаза. — Вам не кажется, что пришло время, чтобы раскрыть свои карты?
— Может, и пришло, — кивнула старуха. — От тебя требуется немногое: заменить меня в верной службе тому, у кого много имен, но каждое из них слишком значимо, чтобы упоминать его всуе. Тому, кто пришел в этот мир, когда он еще был молод.
— А с чего я должна ему служить?
Интересный получался разговор. Бутерброд был отложен и забыт, а в чашке остывал крепкий чай.
— Потому что он избрал тебя и даровал тебе свое покровительство и защиту.
— Это он приходит ко мне во снах?
Старуха улыбнулась. Ее кожа подобна старому пергамену — пожелтевшему и сморщенному. Возможно, когда‑то у нее была красивая улыбка, но теперь смотреть на нее было откровенно страшно.
— И вы готовите меня к тому, чтобы я сменила вас на посту служения этому самому безымянному? — уточнила я. — За что же такая честь? И нет ли у вас других кандидатов?
— Я тебе уже объясняла, — старуха, так же не отрываясь, смотрела мне в лицо. — Дело в твоей крови. И еще, раз уж сегодня такой день, мы с тобой в некотором роде родственницы. Я мать твоей прапрапрабабушки.
Честное слово, какая‑то комедия абсурда. Я думала, старухе лет семьдесят или восемьдесят… Кажется, я жаловалась, что у меня нет семьи? Осторожнее с желаниями — иногда они исполняются. Неужели эта старая ведьма и вправду моя родственница? Еще чего не хватало!