Елена Романова - Одна из тридцати пяти

— Да, лорд-протектор, — отозвались оба, подскакивая на ноги.

— Устроим нашим гостям теплый прием. Ламберт-старина, полагаюсь на тебя, останешься здесь.

— Неужто думаете, ваша милость, что я не в силах держаться в седле? Я должен остаться в крепости, вместе с девицами?

— Не такая уж плохая компания, — рассмеялся Райт.

Девилль уставился на регента, ожидая какое-нибудь поручение и для себя, но Берингер лишь мазанул по нему взглядом, подзывая своего помощника и отдавая какие-то распоряжения.

ГЛАВА 20

Мой план действий пошел прахом, стоило снова оказаться в одной комнате с Райтом.

Я покончила с завтраком, преспокойно обдумывая каким образом покину стены Луартана, разглядывая помещение трапезной, где находились лишь я, мистрис Клер со служанкой и один лакей, как вдруг это спокойное уединение было потревожено. Двери распахнулись, и у меня в руках замерла вилка. Где-то за спиной раздались шаги. Прислуга принялась кланяться, а я несмело улыбнулась, дожидаясь, когда лорд Берингер появится в поле моего зрения.

Он решительно отодвинул стул и сел рядом. Выглядел невероятно — взгляд сиял решимостью, пряди волнистых волос упали на лоб, на губах замерла усмешка.

— Я уеду, Джина, ненадолго. Пообещай, что будешь послушной девочкой и не натворишь глупостей.

Моя мечтательность развеялась, как дым, когда до меня дошел смысл этих слов. И теперь взгляд Райта не был столь ласкающим, он источал подозрительность.

— Что-то случилось? — спросила я, чтобы скрыть взволнованность.

— Да, милая, случилось, — мужчина медленно и внимательно оглядел меня так, будто весь мой вид кричал о предательстве. — Скажи, что ты не имеешь к этому отношения.

Весь жар тела взвился верх, прожигая до кончиков волос.

— К чему, милорд?

— Пока не знаю, но все, что происходит, мне не нравится. У меня врожденный дар чувствовать ложь, Джина, и сейчас мне лгут. Мне бы очень хотелось, чтобы ты была со мной честна.

— Я… я честна, мой лорд.

— Уверена? — от его взгляда невозможно утаиться — душу вывернет. — Ну, Джина? Ты ведь ничего не скрываешь?

Я покачала головой, понимая, что в моих глазах он способен прочесть правду.

— Джина, моя маленькая девочка, я готов поверить тебе. Ты ведь не обманешь?

— Нет, мой господин.

— Это неплохо звучит, милая. Специально ластишься ко мне? — он склонил голову, выуживая из меня непрошеные эмоции. — Ты опять дрожишь.

— Холодно, — шумно сглотнула.

Райт прикоснулся к моей руке, сжал в ладони пальцы.

— Хочу верить тебе, — глядя мне в глаза, сказал он. — Верить, что ты не имеешь отношения к тому, что готовит для меня королева. Но, если ты что-то знаешь, просто скажи.

— Я ничего не знаю.

Он шумно вздохнул, отпустил мою руку.

— Хорошо.

— Думаете, Генриетта что-то задумала?

— Она всегда что-то затевает, милая. И я наверняка знаю это, вот только не пойму что именно ей нужно, — он задумчиво закусил губу. — Может быть, она хочет выманить меня из Луартана?

— Для чего?

— Знать бы для чего, — снова подозрительный взгляд ожег меня.

— Куда вы поедете?

— Хочу организовать достойную встречу Генриетте. Она в нескольких лье отсюда, тащится со стенобитными в мою сторону, и это меня нервирует.

Рядом с ним я чувствовала себя изменницей. Казалось бы, стоит просто рассказать всю правду, и Райт что-нибудь придумает, но, буду честна, ему нет дела до моего отца. Райт не станет спасать предателя, даже если я буду умолять.

— Вы ведь можете никуда не ехать, — слабая надежда этих слов была уничтожена ответом мужчины.

— Почему нет? Ты ведь ничего не скрываешь от меня, Джина, поэтому мне нечего боятся. Все складывается таким образом, что я разобью королеву уже сегодня.

— Хорошая новость, — тихо, безжизненно произнесла я. — Когда вы вернетесь?

— Вечером.

Не знаю, куда деть глаза. Кажется, сейчас эмоции возьмут верх, и я попросту расплачусь.

— Поцелуй меня, пожалуйста. Райт…

Просить дважды не нужно. Мужчина резко наклоняется, впиваясь мне в губы, и я цепляюсь за его одежду, слыша, как возмущенно всхлипывает мистрис Клер. Неважно, я хочу последний раз перед побегом ощутить страсть этого человека, такого желанного, любимого.

— Джина, — хрипло произносит он, беря в ладони мое лицо, — моя милая, моя маленькая девочка…

Его нежность, как драгоценность, как дар. Я ласкаю его руки, касаясь белесых шрамов на его пальцах.

— Райт, — жарко шепчу его имя, — пожалуйста…

Мы целуемся долго, даже не знаю, сколько проходит времени, прежде чем Райт поднимается, увлекая меня за собой.

— Я должен идти, — шепчет он, — это ненадолго, моя родная. Я вернусь, и мы продолжим.

— Будь осторожен…

Он убирает мои руки от своего лица, усилием воли заводит их мне за спину, коротко целует меня в лоб.

— Ну все, девочка… — какое-то время мы стоим, не в силах расстаться. Райт все еще держит мои руки, тихо смеется. — Это сложнее, чем я думал.

Последний поцелуй… и мужчина резко отпускает и уходит, не оборачиваясь.

Как же хочу броситься за ним, утонуть в его объятиях. Но вместо этого, стискиваю зубы, слыша оскорбленную речь мистрис Клер:

— Какое бесстыдство, леди Джина. Благородные девицы не ведут себя подобным образом.

На этом мой завтрак был окончен, и потянулись бесконечные часы ожидания.

Дождь полил стеной. Нет-нет, и раз — ничего не видно.

Кони нетерпеливо ржали. Генриетта стояла у распахнутого шатра, ощущая, как по лицу бьют крупные капли. Воздух близ Лауртана был напрочь лишен мягкости, он был вольный, колючий, холодный.

— Ваше величество! — крикнул лорд Шарез, спрыгивая с лошади.

Он только прибыл, сбросил шлем, решительно пошел к королеве. Его новый доспех, о который барабанил ливень, ничуть не поцарапался. Генриетта усмехнулась.

— Все кончено! — прозвучали слова Шареза. — Пора уходить! Все провалилось, нас смяло его войско! Через несколько минут они будут здесь!

Генриетта неспешно накинула капюшон, повернулась к одному из своих советников, игнорируя Шареза.

— Все идет по плану, пора сворачивать лагерь. Лорд де Хог привезет эту дрянь, вы должны обеспечить им отступление, если Райт решит преследовать.

Удивление так выразительно отпечаталось на лице Шареза, что королева бросила:

— Неужели вы, лорд, считали, что я настолько глупа, чтобы выставлять четыре сотни против его войска?

— Но… это же была верная смерть. Вы отправили нас… меня… на верную смерть.

— Мой милый друг, вы же один из первых рвались отдать за меня жизнь.