Под тенью белой лисы - Бронислава Антоновна Вонсович
– Ты про что?
– Про то, что договоры бывают невыгодными для одной из сторон. Поторопись, а то без тела останешься. По себе знаю.
Получилось угрожающе. Посетительница заволновалась. Причем во всех смыслах этого слова: под полупрозрачной оболочкой стали заметны завихрения, по поверхности прошла рябь. Нужно срочно дожимать.
– Чем быстрее вернешься, тем больше вероятности, что с тобой там ничего не случилось, – завыла я уже совсем потусторонним голосом, который весьма подходил к красноватым бликам от моих глаз, явно загоревшихся инфернальным лисьим огнем. – Задержишься – и случится и тут, и там.
Я мягко качнулась, пихнув почти не сопротивляющееся тело.
– А тут-то что может случиться? – растеряв всю уверенность, спросила визитерша, сделав шаг назад, чтобы не упасть.
– Я заберу твою душу, – решила добавить я красок, подвывая, как ведьма в трансе или рысь, пытающаяся напугать противника. – И она будет вечно служить мне. Вечно служить!
С последним завыванием я толкнула чужачку так, что она наконец вылетела через дыру в стене, почти как пробка из бутылки шампанского, и начала стремительно удаляться. Какое-то время я следила за полетом, но она летела с такой скоростью, что очень быстро из женской фигуры превратилась в светящуюся точку, а потом и вовсе исчезла.
Исчезнуть-то она исчезла, но вот светящаяся нить, соединяющая меня и предположительно Темного бога, никуда не делась, даже когда удалось закрыть проем, просто сдвинув рваные края друг к другу. Яркий светящийся луч так и упирался одним концом в стену, другим в меня, словно напоминая, что я, пока не разделаюсь с договором, остаюсь уязвимой для новых вторжений.
Закрытая комната, куда рвалась и не попала нежеланная гостья, обзавелась ключом в замочной скважине. Но ключом, намертво застрявшим, не поворачивающимся ни вправо, ни влево, а поскольку застрял он немного наискосок, то и выдернуть его тоже было нельзя. Можно было лишь рассмотреть затейливую головку с изображением той самой лисы, которая старательно на меня пялилась из зеркал в последнее время. Получается, чтобы провернуть ключ дальше, нужно пялиться в ответ и терять сознание? Я засомневалась: так ли мне нужны ответы на вопросы о моем прошлом?
Постепенно стены и двери становились все более смазанными, пока сон наведенный не перешел в сон обычный. Утром я встала с тяжелой головой и мерзким металлическим привкусом во рту, словно ключ так и остался где-то глубоко во мне…
Мефодий Всеславович не порадовал. Домовые университета ничего не слышали о записях Седых, который все свои исследования перенес к Рысьиным, а в университете не оставил даже дневников. Домовые устроили самый настоящий обыск, но не нашли ни клочка бумаги с упоминанием опытов, которые велись в университете, не то что журнала с записями. Я что-то подобное подозревала, поэтому не расстроилась и попыталась подбодрить распереживавшегося Мефодия Всеславовича.
– Так, чую, времени почти не осталось, – вздохнул он, – защита на артефакте истаивает. Темный бог скоро проявится.
– Он уже проявился. Не сам, через посыльного. Попытался заслать новую душу в это тело. Не насовсем, а только чтобы достать артефакт.
– Ох ты ж, – ошеломленно выдохнул Мефодий Всеславович. – Неймется ему. И как?
– В этой схватке я победила, но та особа на драку не рассчитывала и была не готова. Место, опять же, для нее чужое.
Я ничуть не заблуждалась относительно своего успеха: даже в этот раз победа далась нелегко, а что будет, когда заявится готовая к отпору личность, уже со скепсисом относящаяся к пугалкам про душу, я даже загадывать не хотела. Еще меня сильно беспокоил тот факт, что ключом к моей прошлой личности был второй зверь – пугающая меня инфернальная лиса. Почему-то казалось, что если она истает, то ключ в двери попросту сломается, лишив меня памяти о прошлом навсегда.
Во входную дверь постучали, и вскоре Полина внесла поднос с одним-единственным письмом, которое выглядело довольно сиротливо, несмотря на лежащий рядом с ним костяной нож для бумаг. Так же сиротливо выглядела короткая записка: «Хороший ход, но вашу позицию он не улучшит» – с затейливым вензелем «АВ» вместо подписи. На вырисовывание подписи наверняка ушло львиное время из подготовки письма к отправке, настолько тщательно там был прорисован каждый завиток. Наверное, Волков, пытался так успокоиться. Возможно, первые варианты письма были куда длиннее и вычурнее в плане эпитетов. Но поскольку штабс-капитан хотел казаться вежливым, то первые варианты были забракованы и ко мне отправился последний, практически похвала. Но это скорее беспокоило, чем радовало: из записки следовало, что Волков не оставляет свои прожекты относительно меня и уверен, что в ближайшее время я непременно обращусь к нему за помощью. Письмо я отбросила назад на поднос и сказала Полине:
– Фаина Алексеевна пообещала, что сегодня доставит господина Звягинцева. Как только он появится, немедленно мне сообщите.
– Хорошо.
Она стрельнула любопытными глазами на раскрытое письмо, но я и не подумала его убрать, все равно ничего нужного Рысьиным не углядит, и лишь повторила:
– Немедленно, вы поняли? Это очень важно.
– Да-да, разумеется.
Полина сделала вид, что она весьма обижена неверием то ли в ее умственные способности, то ли в ее преданность мне. Но особо не усердствовала, поскольку и она, и я прекрасно понимали, что в случае чего в первую очередь она побежит с докладом к княгине.
Впрочем, завтрак, который мы разделили с Мефодием Всеславовичем, оказался выше всяких похвал, о чем я сообщила Полине перед уходом, выразив надежду, что обед будет не хуже. Если ее и удивляла моя прожорливость, то она этого никак не показала, пообещала, что приложит все силы к приготовлению обеда, и закрыла за мной дверь.
Хоть и было интересно, побежит ли она к Рысьиной сразу, таща в клювике письмо от Волкова, проверять я не стала. Меня ждала работа. Тимофеев, который тоже, скорее всего, изучил вечерние газеты, встретил меня несколько настороженно, но разговаривал исключительно на рабочие темы. Даже доверил самостоятельно приготовить один из нужных растворов, как он сказал, необычайно важный для намечающегося опыта. Испортить раствор хлорида натрия, на мой взгляд, было невозможно, но я все же с точностью выполнила все рекомендации и все тщательно взвешивала. Раствор был перелит в высокий химический стакан, в который Тимофеев осторожно опустил укутанный незнакомыми плетениями артефакт. Артефакт повис примерно посредине жидкости и закрутился вокруг собственной оси, покрываясь мелкими кристалликами соли.
– Идеально, – бросил довольный Тимофеев, но больше ничего не успел сказать, потому что в
