Осколки тени и света - Мара Вересень
крови…
…стояло, когда на утро второго дня попытался охранку взломать остатками дара и дури. Идиот. Впрочем, на сколько бы тех остатков хватило? А по спине все еще течет. Плохо. Должно бы уже перестать. Значит край? Он теперь почти обычный человек, разве что зубы… Клыки так и не втянулись. Точно край. Не хотелось бы так пить…
крови…
Не хотелось бы пить, слюни бы пустил как запойный. И есть. Он давно не ел. Все время, сколько он тут. Сколько он тут? Сбился считать. Много. Как крови…
крови…
Много под животом и с пробитой губы еще натекло. И во рту солоно-сладко. Глотнул — замутило. Совсем крыша едет — себя жрать…
крови…
А там, под койкой, крыса. Теплая шерстка, глазки бусинки, щетка усов, хвост лысый серо-розовый, пяточки, мягкий дрожащий живот… Рано?..
Если край — не рано. Самое время, если край.
Иди сюда, теплая, и-иди-и сю-у-уда-а…
* * *
Лантчу велели раз в пару часов спускаться в подвал, проверять запоры на двери. Обычный и магический, амулеткой. Было гадко. В подвале пахло кровью и какой-то дрянью, и светляки горели, как гнилушки на проклятом болоте, поэтому Лантч позвал Хорта выпить. Самому Лантчу нельзя вроде как было, он же в сторожах, а Хорт с радостью. Даже спуститься за компанию не побрезговал. Хорту все будто до бездны. И запах мерзкий, и вообще. Лантч и сам не девка, чтоб желудок крутило от вони, просто… убивать ради добычи или, там, по заказу одно, а вот так, как с пленником — другое. Гадко.
Остановились. До «клетки» — руку протяни. Что внутри делается слышно, а пленнику, если в коридоре говорят — нет. Да и до разговоров ли ему после сегодняшнего? Лантч впервые слышал, чтоб так орали. Не от того, что громко. От того, что… нутром и страшно, зверем, когда рыка и воя еще нет, а коленки уже в кисель. Проняло до печенок. Как по детству. Его старшой раз напугал проглотом под кроватью и Лантч боялся ночью ноги на пол спустить, чтоб до нужника сбегать, так и напрудил. Теперь в подвал одному идти было, как той ночью до ветру.
— А чего его некрос не разговорит? Убить и заставить. Мертвый упрямиться не будет, на это мозги нужны и дурь. А, Хорт?
— Балда, долгоживущие не встают. Убьешь — будет труп и ничего больше, — в охотку отозвался раздобревший от выпитого Хорт.
Из камеры раздался хрустящий, скребущий по нервам тихий смех.
Лантч вздрогнул. И Хорт тоже. Но оба сделали вид, что ничего не было. Сквозяк просто. Сырой. В подвалах всегда так. Вроде и дуть неоткуда, а дует.
— Чего это он? — спросил Лантч, чтобы разогнать озноб живым голосом.
— Крышкой, наверное хлопнул. Безбашенный сам обрабатывал, а он морочить умеет. И пытать. Любит Нику это дело. Думаешь, зря его в Дат-Кронен держали?
— А отпустили чего?
— Ясно чего. Под амнистию попал и сюда. В зачистку. Вот и чистит, — нарочито заржал приятель. — Ага. После Безбашенного всегда чисто.
— А ты с ним долго работать собираешься? А то как-то мне… маятно.
— На домик в спокойном месте в Лучезарии накоплю и на покой, огороды разводить. Немного осталось. Маятно ему. А ты не думай. Делай, что велят, и не думай. Тоже ведь не от хорошей жизни в ватагу пошел.
Голоса укатились дальше в кишку коридора, где главный оборудовал себе «местечко для утех», как он это называл. Из-за двери, которую Лантч так и не проверил амулетом, только кругляш в склизкой ладони теребил, не доносилось ни звука.
— Что-то как-то тихо там. Не помер? — спросил он у Хорта.
— А ему бы и лучше, если бы помер. Все не пытки. Мне вот только интересно, как Нику нанимателю отчитается. Девку упустили. Не догнали. И следов не нашли. Да и не искали, если по совести. Тут искать — самому пропасть. Мало ли куда ее с перепугу занесло. Может в ловушку старую вляпалась или шею свернула в оврагах. Не-мертвые, опять же. Регуляры едва-едва подошли, квадрат не чистили нормально, разведчиков только высылали. Они работают так, — принялся пояснять более опытный житель карантинной зоны товарищу, — сначала высылают обходчика по маршруту, разведать что-как. Один всегда легче пройдет, чем толпа, и ко времени возвращения разведчика подтягивают отряд зачистки, ждут отчета и погнали. В обходчики всегда самых отмороженных берут или тех, кому терять нечего.
— Наш Безбашенный из разведчиков?
— Нет, им печать подчинения ставят почти всем, кроме добровольцев, а амнистийным — поголовно, даже кто просто в отряде. Нику свои обязательные полтора года на первой линии с печатью отбыл, а как сняли сразу и свинтил. Если некромант живых убивать начал, ему остановиться сложнее, чем запойному вампу. Крышу сносит от силы. Такому дорога в Дат-Кронен до конца жизни и/или полная блокировка. Э-э-э… это, надо мне. Хорошее пиво.
Хорт хохотнул и быстренько, едва не вприпрыжку дернул к выходу. Светляки под потолком замельтешили, пуская по влажным стенам, кое-где поросшим бледным склизким мхом, длинные дымные тени от оставшихся от обычных масляных светильников крюков. Штыри выглядели так, будто на них на фонари висели а кого-то живьем подвешивали и ржавчина смотрелась заскорузлой кровью. Лантч поежился. Сквозит, ага… Вложил амулет ребром в щель замка. Достал. Блашка вывернулась из руки и отскочив от двери упала под ноги, чуть звякнув об узкую крышку, прикрывающую щель внизу.
«Клетка» была «клеткой» на самом деле. Коттедж этот в заброшенном поселке когда-то служил бывшим обитателям общинной конторой и околотком. От самого поселка осталось всего четыре дома, но место было годное. Так Нику сказал, когда устраивал тут ватажный схрон. С двух сторон овраги, с одной пустая плеш, с третьей — могильник, который Нику лично расшевелил и расставил умертвий вместо пугал. Не очень-то много и встало, только те, где на надгробиях не было отпечатка ладони с поджатым большим пальцем. Темники или тьмапоклонники — последователи культа Изначальной — тоже не встают, видимо. Так что пройти можно было только оврагами, если знать как.
Лантч нагнулся за амулетом и горлышко фляги вдавилась в живот. В посудине булькнуло.
д-и-и-и… — сквозило по полу.
Жратва жратвой, но даже воды не давать…
сю-у-у-у… — тоненько подтягивало от оставленного приоткрытым входа в подвал.
Плоская, как раз в щель просунуть, миска, грязная, вполовину заплывшая мхом валялась тут же. Лантч крякнул, покосился на вход, наплюхал в посудину воды, придержав жестянку крышки мыском сапога, просадил тарелку под дверь…
да-а-а-а!..
…а обратно уже не достал. Рывок был такой
