Узник зеркала (СИ) - Delicious
Наконец, зал заполнился высокими альбиносами с застывшим взглядом и светящейся прозрачной кожей, которые неподвижно замерли, не сводя глаз с удовлетворенно кивающего Гордона.
— Добро пожаловать! Добро пожаловать, мои дорогие поданные! — с улыбкой обратился он к ним, раскрывая руки в стороны. — Долгое время вам приходилось считаться с моим братом, обманом узурпировавшим власть и своевольно ограничившим ваше могущество. Но теперь, когда я свободен, его время кончено. Склонитесь ниц перед истинным королем! — вскричал он.
Лео поежился, с ногами забираясь на шкаф. Может, зря он так? Вряд ли Ледяным есть хоть какое-нибудь дело до того, в чьих руках сосредоточена власть. Да и сам титул для них — формальность, ведь Ледяные по своей природе анархичны и не признают авторитетов. Они готовы отдать титул короля любому, кто сумеет добыть им как можно больше сердец. Чего они не терпят, так это панибратского обращения. Если Гордон продолжит в том же духе, он рискует зайти слишком далеко, и еще чего доброго приведет их в ярость. Глупец, получив огненное сердце, совсем забыл об осторожности. Не хватало, чтобы Ледяные с ним расправились до того, как он выполнит то, что должен.
Но его опасения развеялись. Один за другим Ледяные тяжело опустились на колени, точно разрушенные каменные статуи.
— Вот так! Вот так! — довольно потер руки Колдблад. Он задрал острый подбородок вверх и прикрыл глаза. Зернистый утренний свет, льющийся из окон, проходил сквозь его тело, подсвечивая голубоватые вены на лице, шее и предплечьях. Упиваясь своим триумфом, он не обратил внимания на лязг открываемой двери и на тяжелые шаги, прозвучавшие в торжественной тишине.
— Финнеган. Дамы, — открыл глаза Гордон, лишь когда, пройдя между ровными рядами коленопреклоненных Ледяных, трое гостей подошли ближе. — А я ждал вас раньше. Что задержало вас в пути?
— Что ты хочешь, Гордон? — спокойно спросил Колдблад-старший.
Лео с любопытством сравнивал двух Колдбладов. Для близнецов между ними было на удивление мало сходства. Один — высокий, неспешный и статный, с прямой осанкой и манерами джентельмена. Другой — пониже ростом, сутулый, суетливый и дерганный. И все же, они были скроены по одному лекалу.
— Я? Хочу? — притворно удивился Гордон. — Вот так ты, значит, приветствуешь родного брата, с которым разделил утробу, наследника и холод? И ты даже не спросишь меня, как мне удалось выбраться?
Финнеган молчал. Он знал, что говорить с братом было все равно что протягивать кость изголодавшемуся волку: тот бы с радостью откусил ему руку.
— Нет? — насмешливо переспросил Гордон. — Так-так. Какая жалость. Ты лишаешь себя возможности услышать бесконечно увлекательную историю о наших романтических вечерах с Катой. На мое счастье, твои ненаглядные розы и красавица жена волновали тебя куда больше Огненного сердца, вот ты его и прошляпил. Как это для тебя типично. Неблагодарный Финни всегда желал того, чем не мог обладать. Нос воротил от ледяного могущества, потому что ему, видите ли, по душе лето. Губы кривил на огненное сердце, потому что желал гордой нимфы, а не преданной крестьянки. Родись он птицей, сетовал бы на то, что не умеет ползать.
— Хватит паясничать, Гордон, — и глазом не моргнул старший брат. — Что тебе нужно?
— Не смей перебивать меня! — сжал ладони в кулаки Колдблад-младший. — Преимущество на моей стороне, и ты сам знаешь, как тяжело мне держать себя в руках, если я рассвирепею. Я бы очень не хотел по неосторожности убить тебя и твоих друзей до того, как произнесено последнее слово. Так-так, на чем я остановился? Ах да, Ката. Посмотри на нее сейчас, милый братец, — он указал рукой в угол комнаты, где Ката, равнодушная ко всему, разглядывала кружева на рукавах своего платья. — Я поколдовал немного над ее обликом. Теперь она больше в твоем вкусе, правда?
— Что ты с ней сделал?
Финнеган подошел к девушке и взял ее запястье: ее рука безжизненно легла в его ладонь, точно сырая курица с разделочной доски. Взгляд был расфокусирован и блуждал по его лицу, не узнавая его. Себастьян испуганно прижался к нему. «Если будет страшно, закрой глаза», — шепнул мальчику лорд Колдблад.
— Что я с ней сделал? — хохотнул Гордон. — Да так, исправил ошибки природы. Подточил носик, подчеркнул скулы, раскрыл пошире глазки…
— Ты знаешь, что я имею в виду, — перебил Финнеган. — Ее сердце. Идиот, — распрямляясь, сокрушенно покачал головой он.
— Попрошу без оскорблений! — капризно взвизгнул Гордон.
— Тебе ли не знать, как скоро чахнет сердце, полученное обманом и вымогательством. Скоро от Огненного сердца останется лишь тлеющий уголек, а значит… ты подписал сам себе смертный приговор.
— Не торопись праздновать победу, милый братец, — самодовольно ухмыляясь, пропел Гордон, показывая ему ободок кольца на безымянном пальце. — Она отдала свое сердце добровольно. Теперь я неуязвим перед холодом. Огненное сердце вечность будет питать меня своим огнем, даже когда жизнь этой девушки угаснет. Кстати, у меня не было случая поблагодарить тебя, но спасибо, что позаботился о Себастьяне. Я думал, после моего заточения ты прикончишь мальчишку, а ты, оказывается, стал ему почти папочкой, — засюсюкал он. — Ну ничего, скоро мы с ним наверстаем упущенное. Или мне убить его, как думаешь? Я пока не решил.
— Что тебе нужно? — вновь спросил граф, и голос его звучал все с тем же непоколебимым спокойствием.
— Да что ты все заладил, как кукушка: «что тебе нужно? что тебе нужно?», — закатил глаза Гордон.
— Только зная наши стремления, мы сумеем договориться.
— Довольно! — капризно надул губы Колдблад-младший. — Достаточно, я устал, бесконечно устал от твоего непомерного самомнения. И с чего ты решил, что я хочу договариваться? Я, может, и вовсе говорить с тобой не хочу.
Гордон щелкнул пальцами, призывая Ледяных встать с колен, а сам растворился в воздухе. Финнеган обернулся, схватившись за шпагу, но Гордона нигде не было видно, а еще через мгновение по комнате пронесся его вкрадчивый голос, казалось, зазвучайший в головах у всех присутствующих:
— Атакуйте, мои славные подданные.
И Ледяные беспрекословно одной организованной силой шагнули в их сторону. «Трус», — прошептала Хранительница Востока, и вдруг закашлялась, подавившись колючим снегом.
— Аурелия, твои — по флангу справа. Крессентия,
