Чура - Ольга Богатикова
Прежде чем окончательно провалиться в забытье, я явственно ощутила на своем лице частое дыхание, а потом резкую боль - когда с моей шеи чьи-то руки сорвали шнурок с маленьким деревянным медведем.
***
Сознание вернулось ко мне быстро и почти безболезненно, будто кто-то сорвал с лица плотную ткань, мешающую видеть и дышать. Потолок, темный с деревянными балками, несколько секунд лениво кружился у меня над головой, а потом перед глазами неожиданно возникло лицо Вадима Самойлова – серьезное и чуть удивленное.
- Здравствуйте, Аня, - сказал он. – Как вы себя чувствуете?
- Не очень, - хрипло призналась я. – Что происходит, Вадим Александрович?
- Ничего особенного, - ответил старый волк. – Просто мне захотелось с вами повидаться.
Он отошел в сторону, а я приподнялась на локтях и огляделась по сторонам. Помещение, в котором мы с Самойловым сейчас находились, ничуть не напоминало деревянную будку Игоря Баринова. Судя по всему, это был чердак чьего-то частного дома – просторный и полупустой. Сама же я сейчас лежала на узком старом диванчике, неподалеку от которого находилось такое же узкое старое кресло.
Моя рука невольно потянулась к шее, однако нащупала только круглый ворот фестивального платья. Чуры не было.
- Это ищите? – поинтересовался Вадим, вытаскивая из кармана шнурок с моим волшебным зверем. Отдавать его мне он явно не планировал.
Я медленно села.
- Что вам от меня нужно, Вадим Александрович?
- Вы слишком быстро пришли в себя, Аня, - Самойлов сел в кресло, а чуру положил на подлокотник. – Это плохо.
- Зачем меня похитили?
Он мягко улыбнулся.
- Не переживайте, совсем скоро я верну вас обратно. Примерно через двадцать минут ваше тело снова будет находиться в Старом парке.
- Простите. Тело?!
Вадим скрестил руки на груди.
- Знаете, Аня, вы мне очень нравитесь, - серьезно сказал альфа. – Вы милая, добрая, умная. В другой ситуации мы бы непременно стали хорошими знакомыми. Однако обстоятельства сложились таким образом, что мне необходимо вас убить.
Я удивленно моргнула. Он шутит?!
- За что? – мой голос снова охрип.
- За то, что вы – анатари. Я давно живу на этом свете, Анечка, и не понаслышке знаю, что худой мир лучше доброй ссоры. Ваше появление внесло смуту в наше сообщество. Хранитель артефактов – слишком лакомый кусок, чтобы уступить его одному единственному оборотню.
Пока что претензии по поводу вас предъявлялись Всеволоду Репьевскому устно. Однако не сегодня-завтра против него поднимутся целые семьи. Я лично знаю людей, которые подговаривают тигров и других медведей в открытом поединке доказать Репьевскому, что он не прав.
- В чем же заключается его неправота?
- В том, что Всеволод категорически отказывается делиться анатари с другими оборотнями. У нас никогда не было единого лидера, Аня. Каждая стая жила сама по себе, и никому не нравится, что один конкретный медведь вдруг получил доступ к неограниченной силе. Дело пахнет если не войной, то серьезным конфликтом, в который непременно вмешаются члены иногородних стай. В этой сваре пострадают все, в том числе мои волки. Я не смогу остаться безучастным, Аня. А жертвы мне не нужны.
- Сева ни разу не просил меня увеличить его силу.
- Это ничего не значит, - отмахнулся Самойлов. – Однажды попросит, и тогда уж начнется резня. Лично меня эта перспектива совершенно не прельщает. Вывод напрашивается сам собой: не лучше ли ликвидировать яблоко раздора, не доводя дело до кровопролития?
Нет, он не шутил. Осознание этого становилось тверже с каждым сказанным им словом. Мою грудь сковал настоящий ужас, а взгляд заметался из стороны в сторону.
Судя по запертому на замок окошку и тяжелой железной двери, мысли о побеге лучше оставить, как не имеющие смысла.
Сколько времени я здесь нахожусь? Меня ведь наверняка должны были хватиться…
- Как много красивых слов! - стараясь говорить спокойно, произнесла я. – Вот только все они – вранье. Вы лжете, Вадим Александрович, причем, неправдоподобно. И убить меня хотите не из-за высоких побуждений, а лишь для того, чтобы найти другую анатари, которая согласится служить вашей стае. Вы знаете – я не покину Всеволода, а потому меня легче прикончить, чем переманить к себе.
- Это что, реакция на снотворное? – удивился Самойлов. – Что за бред, Аня?
Я усмехнулась.
- Если это бред, зачем тогда вы украли из музея янтарный перстень? Как это героично: говорить о мире во всем мире, имея за пазухой артефакт Дитриха Фурта!
Вадим закатил глаза.
- У меня нет никакого артефакта, - холодно сказал он, чеканя каждое слово. – Я не воровал ваш дурацкий перстень! Я уже говорил об этом Всеволоду, скажу и тебе: ни один волк не виноват в том, что Репьевский с Полевым профукали свою янтарную безделушку!
Вот это да!
Мое удивление было так велико, что на мгновение затмило страх смерти. В самом деле, не станет же альфа врать человеку, который должен вот-вот умереть?
- Кто же тогда это сделал? – изумилась я.
- Откуда мне знать? – разозлился Вадим. – Можно подумать, что на вашем перстне свет клином сошелся!
- Хорошо, - кивнула я. – Значит, вы обманываете меня в чем-то другом. Такой умный и опытный человек, как вы, вряд ли бы стал, будто в плохом кино, рассказывать жертве о своих мыслях и великих планах.
Самойлов пожал плечами и взглянул на часы.
- На мысли и разговоры у нас с тобой есть еще шесть минут. Я ведь могу говорить тебе «ты», верно? Видишь ли, Аня, мне нужно, чтобы патологоанатом, который будет заниматься твоим телом, подтвердил – Анна Лукова умерла уже после того, как мои волки покинули Старый парк. Воевать с Репьевским я по-прежнему не хочу, а мою причастность к убийству еще надо будет доказать. Честно говоря, я рассчитывал, что это время ты проведешь в забытьи, однако так даже лучше.
Он улыбнулся. А я вдруг рассердилась.
Тоже мне нашелся Господь Бог – решает кому жить, а кому умирать! Силы у нас, конечно, не равны, однако сидеть и ждать, когда он перегрызет мне глотку, глупо. Надеяться, что меня спасут – тоже. Еще не стемнело, на площади
