Цветок для короля (СИ) - Моран Маша

— Как же я люблю, когда ты такой… – Он опустился перед ней на колени, разводя бедра Катарины в стороны и вклиниваясь между ними. Даже в таком положении он все равно оставался выше нее, заполняя своей фигурой все пространство. – Если бы я не мог или не хотел сдерживать обещание, то не давал бы его.

Катарина несмело коснулась его колючей щеки:

— А как же ваш трон? Когда я жил в столице, то ходили слухи… Что Его Величество не назначал вас наследным принцем и ждал рождения другого наследника… Вы хоть представляете, как сложно будет взойти на трон, даже если это просто сплетни?

Он улыбнулся и опустив веки, накрыл ее руку своей и медленно повел вниз, лаская щеку:

— Только когда я нашел тебя, борьба за трон обрела хоть какой-то смысл…

Катарина нахмурилась:

— О чем вы?

Сунлинь распахнул глаза. Они снова сияли. Отблески алхимического света бросали на его лицо тени, которые в сочетании с тенями вновь превращали принца в существо, лишь внешне похожее на человека.

— Я заберу тебя отсюда. Ты будешь жить во дворце и больше не будешь ни в чем нуждаться. У тебя будет все самое лучшее. Никто не сможет запретить тебе заниматься Мертвой Алхимией. И тебе больше не придется ходить в Мертвый Лес. Возможно… ты захочешь стать министром? Или главой медицинской академии? Хотя нет, тогда ты постоянно будешь занят, а я хочу, чтобы ты был рядом. В каждый свободный фэнь.

Как бы ей хотелось, чтобы эти мечты сбылись. Хотя бы сотая их часть. Но сейчас, как никогда, Катарина понимала, что перед ней король. А значит, у них есть только это время…

Она схватила Сунлиня за полу халата и потянула на себя. На его лице мелькнуло удивление, но он послушно последовал за ее движением и лег на кровать, позволяя Катарине быть главной.

Она перекинула ногу через его бедра, устраиваясь сверху, и нервными движениями начала дергать туго затянутый пояс его халата.

— Теперь вы – мой муж, а значит в свадебных покоях мы должны испить вина из рук друг друга…

Сунлинь накрыл ладонями ее колени и повел руками вверх, собирая ткань халата.

— Вино закончилось во время нашей свадьбы. Ты принес слишком мало… – Его улыбка не сулила ничего хорошего, опасная, угрожающая, обещающая…

Он давал ей время, позволял почувствовать себя главной. Но как долго его милость продлится, Катарина не знала.

— Осталось еще немного… Вот здесь… – Катарина взяла его за руку и поднесла к своим губам. Глядя Сунлиню в глаза, она медленно лизнула то место, куда нечаянно пролила вино. Оно высохло, но чуть шершавая кожа хранила пряный сливовый вкус. Восхитительный и невероятный… Принц пробуждал в ней голод, который невозможно было утолить.

Медленно она скользила языком по его пальцам, обводя каждый, пока Сунлинь не начал протяжно стонать. Эти звуки возбуждали едва ли не сильнее неповторимого вкуса его кожи, растекающегося по языку смесью соли и терпкой сладости.

Она вобрала в рот безымянный палец и легонько его пососала. Сунлинь прикрыл глаза, но тут же широко их распахнул. Он начал двигать пальцем, то входя глубже, невесомо касаясь ее языка, то почти полностью вынимая палец из ее рта. Когда он повторил это движение, увеличивая нажим на ее язык, Катарина выпустила палец и лизнула его ладонь в самом центре.

— Вы получили… – Она хотела сказать «в жены», но вовремя остановилась. С каждым фэнем рядом с Сунлинем притворяться становилось все сложнее. Она забывала о роли, ставшей ее второй личностью и иногда замещающей ее истинное «Я». Иногда она была больше Рэйденом, чем Катариной, но не с принцем. – …в супруги безумного ревнивца. – Она обхватила другую ладонь принца и, раскрытую, поднесла к своему рту. – Я расправлюсь с каждой барышней, которой не посчастливится привлечь ваше внимание. Она падет жертвой неизвестной хвори или запретного заклинания… – Катарина и сама не знала, зачем признается в этом. Но держать эти отравляющие чувства в себе больше не могла. – Мужчины и женщины, которых вы возжелаете, станут моими жертвами. И когда ваши министры и придворные начнут болтать, что я дурно на вас влияю… что я околдовываю вас и пользуюсь вашим расположением, я… буду избавляться и от них тоже. Все будут дрожать пред вами. Потому что будут знать, что я уничтожу любого, кто вздумает предать вас или хотя бы дурно отозваться. Или… освободить вас из-под моего влияния. Вот какого супруга вы себе выбрали… Вас не пугает это?

Катарина с вызовом посмотрела в глаза Сунлиня. Их странное сияние теперь никуда не исчезало, бросая на его лицо пугающие тени. Снова ей подумалось, что перед ней кто-то, кого уже нельзя назвать человеком.

— Вот насколько меня это не пугает… – Он потянул ее ладонь вниз, накрывая выпирающий под одеждой бугор.

Едва ее рука коснулась его скрытой многочисленными слоями ткани плоти, Сунлинь откинул голову назад и выдохнул протяжный стон.

Катарина сжала ладонь, обхватывая его член и слегка потерла, двигая тканью по коже. Внизу спину пронзило раскаленным прутом боли и странного ощущения... Катарина не знала ему названия, но чувствовала, что это нечто губительное. Что-то такое, что делало ее одержимой муками плоти.

Она начала по одному обхватывать пальцы Сунлиня, глубоко погружая их в рот, и облизывая так сильно, что даже в темноте было видно, как они блестят.

Вниз живота устремился поток раскаленной лавы, которая правила нутро, превращая все в горячую шелковистую влагу, которая истекала из ее тела.

Продолжая гладить через ткань его плоть, Катарина облизала каждый палец Сунлиня, молчаливо спрашивая разрешения на большее. Она сделает все, чтобы доставить ему наслаждение и удовольствие, каких он прежде не знал. И неопытность ей не помешает.

С хриплым стоном Сунлинь рвано дернул бедрами, вжимаясь в ее ладонь.

Катарина сглотнула вязкую голодную слюну.

— Позволит ли принц своему покорному слуге осмотреть его раны?..

Сунлинь лишь кивнул, шумно сглатывая. Катарина проследила за движением его кадыка и, не удержавшись, подтянулась на руках вверх по его телу и легонько лизнула.

Ее пальцы неловко сражались с поясом и завязками на его ханьфу.

Нервно, судорожно, рваными движениями Катарина распутывала завязавшиеся в узлы тесемки.

Сунлинь вырвал из ее рук полы и почти отодрал от них тесьму. Он практически сорвал с себя всю одежду, выбираясь из нее и оставаясь совершенно обнаженным. Дрожащими руками Катарина стащила с него нижние штаны и не смогла сдержать восхищенный выдох, когда вновь увидела его возбужденный, налившейся кровью член.

Как и все в Сунлине он был идеальным. Смущение отступило перед жаждой рассмотреть его во всех подробностях. Женское стеснение напоминало о себе прилившей к щекам кровью. Но скромность была тем, о чем ей давно пришлось позабыть, играя роль мужчины.

Она знала, какое удовольствие получают мужчины от утех плоти. И слышала, как его описывают в Домах Утех. Подслушанного в доме отца вполне хватило, чтобы она осознала: не стоит тратить время на «благородную женскую скромность». Больно бывает лишь в первый раз. Неприятно – всегда, если ты не испытываешь к тому, кто лежит с тобой в кровати и толики чувств.