Ещё один день - Анна Филатова
- А может такое быть, что артефакт не сработает, если я в него не верю? - полушепотом спрашиваю я у Джанны. Она качает головой:
- Боги нуждаются в нашей вере, но не настолько, чтобы неверие одного смертного мешало им осуществить свою волю, - и не успеваю я выдохнуть, как она добавляет: - Но ты, пожалуйста, поверь. Так будет легче. Не можешь верить им — верь мне. Всё сработает, я обещаю.
- Тебе-то откуда знать, - ворчу я.
- Я верю. За нас двоих.
- Вы по-прежнему очень мило смотритесь вместе, а мне по-прежнему не нужны слухи о вас, - доносится сзади голос Князева.
- Завидуй молча, Данечка, - говорю я. И думаю: а вот как бы так рассказать ему, как бесилась и орала на меня якобы равнодушная к бедному Князеву девочка Варя, та самая, которая «да мы просто друзья»? И надо ли ему об этом знать теперь, когда мы с ним, вроде как, поженились? Или лучше не пытаться причинять ему добро, не топтаться по больным местам?
- Недостаточно ядовито, Верескова. Или Князева? Ты фамилию-то меня будешь?
- Нет, конечно, по документам у нас никакого брака не было, а восточные верования — прости, Джанна, - сейчас мало кого волнуют. Тут в своих-то богов верить запрещают.
- Так если дело в церемонии, я организую, честное слово!
- Князев, не беси меня. И Джанну. А то я тебя тоже о чем-нибудь таком спрошу.
- О чем, например?
- О любви, например,- говорю я. О чем еще сейчас беседовать, в самом деле? - Вот ты, только честно, правду мне сказал насчёт Вари — или как?
Он сразу понимает, о чем я спрашиваю:
- Глена, к лешему бы тебя! Я тебе это при смерти сказал, понимаешь? Для исповеди, а не для того, чтобы ты трепалась об этом на каждом углу!
- Да я и не треплюсь, я молчу уже. Так правда или нет?
- Правда, конечно, - мрачно говорит Дан. - Стал бы я тебе врать — там и тогда! Сама-то подумай. Вот ты бы стала?
Я-то, может, и стала бы, да вроде бы, незачем было.
- Ну извини, - говорю я, - мне правда надо было знать.
- Зачем? Какой теперь-то смысл?
- А я любопытная, - отмахиваюсь я. - Всё, ша, пришли.
Вход в подземелье, разумеется, охраняется: там по специально исторически для этого предназначенным камерам распределены пленники. Во-первых, все те, кто прошел к нам через портал (и при этом выжил), а во-вторых, сам Розен. Теоретически, он был должен сейчас сидеть то ли на допросах, то ли на переговорах, но так уж вышло, что чету Грозовских он уже вывел из строя, проректор не рискует соваться к Розену из-за ментальной уязвимости, а Дан... Дан, по его собственным уверениям, не допущен до большой политики. Был. Теперь допустили личным велением очнувшегося по такому поводу Грозовского. Бумажку-пропуск, подписанную ректором лично, Дан уже достал из кармана, готовый пустить ее в ход при первой же необходимости. Ему, впрочем, верят на слово. Ох, не будь Дан на нашей стороне (точнее, не будь мы на его стороне!), стоило бы его убить. Не человек, а дыра в безопасности! Вот как он так, а? Как он это делает?
Он просто проходит, говорит: «Я к Розену, поговорить», - и его пускают. И нас пускают вместе с ним. «Убить, однозначно убить, - думаю я, проходя следом. - А дежурным этим всем по выговору и на отработки! Они, небось, еще будут говорить «но это же Дан, как можно не пропустить Дана». Уууу, бестолочи».
Иван, один из дежурных, спускается с нами, чтобы указать и отпереть нам нужную камеру. И ещё на лестнице я понимаю: что-то не так. Здесь слишком тихо, настолько тихо, как не должно быть в помещении, где есть люди. Никто не двигается, не разговаривает, не кашляет, даже не дышит. Ушли? Но как? Ладно всякие магические штуки, они могут не работать при Розене. Но обычные человеческие кандалы, решетки и замки камер — они-то работают. И они до сих пор целы. Иван ведет нас к нужной камере, а я иду и заглядываю в смотровое окошко в каждой двери. И убеждаюсь: никто не ушёл. Все здесь. Только никто не говорит, не двигается, не дышит. Полные казематы свежих мертвецов. И только одна камера действительно пустая.
- Ну отлично, - зло говорит Иван, ломает сигнальный амулет, и где-то наверху снова звучит сигнал тревоги. - И где его теперь искать? Надо проверить, на месте ли остальные.
Только тут я понимаю, что ни Иван, ни Джанна ничего такого не почувствовали. Не прислушивались, не заглядывали в камеры. Только Дан смурнее тучи, он-то всё уже понял. Гораздо больше понял, наверное, чем я.
- Они на месте, - говорю я. - Но из камер их надо бы убрать.
- Куда?
- В морг. Он же у нас тут есть?
Никогда раньше об этом не задумывалась.
- Всех в морг? - шепотом переспрашивает Иван и идет обратно вдоль камер. - Они же не поместятся, это ж придется... - и замолкает, что-то прикидывая. Ближе к выходу он чертыхается и спрашивает: - Вы знаете, что это было? Ритуал какой-то, жертвоприношение? Чего нам ждать?
- Это была
