Тариф на любовь - Виктория Серебрянская

– Я же просто хотела хозяйке помочь!

Я фыркнула, настолько смешно прозвучало обвинение неодушевленного предмета. Или одушевленного? За спиной раздалось:

– Гримуар не откроется, пока не признает тебя своей хозяйкой и пока не придет время.

Мы с Нелл подскочили от неожиданности. На пороге стоял вампир. Я схватилась за грудь:

– Алекс, чтоб ты был жив-здоров тысячу лет! Ты меня до смерти напугал!

На мрачном лице вампира иронично выгнулась бровь:

– Всего-то?

А я только сейчас осознала, что в сердцах пожелала бессмертному существу. От неловкости я покраснела:

– Извини, это я по привычке ляпнула. Тетя, царствие ей небесное, с детства приучала меня не проклинать, а желать здоровья. Вот я по привычке и ляпнула, не подумав.

Алекс усмехнулся:

– Думаю, что в этом мире это будет актуально.

– Да какая разница, что я там говорю!

– Не скажи.

Я только тут обратила внимание на то, насколько мрачным выглядит вампир. В груди тоненько зазвенела тревога:

– Алекс, что случилось?

– Собирайтесь, девчонки. Завтра на рассвете мы покидаем этот гостеприимный городок.

В последних словах вампира сарказм был такой густой, что хоть на хлеб мажь. И я встревожилась окончательно. Алекс пересек комнату и обнял меня:

– Не волнуйся, тебя никто и пальцем не тронет пока я жив.

Не скажу, что мне стало легче от этих слов. Но гул в ушах постепенно улегся. Я заглянула в зеленые глаза:

– Расскажешь?

В ответ Алекс скривился:

– Да нечего тут рассказывать. Их тут всех с детства, как тебя тетя, воспитывают в ненависти к ведьмам. И если у взрослых часто жадность перевешивает воспитание, как у портнихи, то дети выдают самую непосредственную реакцию. Я не могу даже обвинить этого мальца в том, что он кинул в тебя камень. Ему с пеленок бабушка внушала, что ведьмы – это существа даже не третьего сорта, а вообще какие-то отбросы. – Алекс сильнее меня стиснул в объятиях. – Мамаша польстилась на золото, которое могла получить от меня и приказала ему вести себя прилично. Вот только в стрессовой ситуации, когда обидели его любимую, все воспитание вылезло наружу.

Как Нелл ни старалась сдерживаться, в этом месте ее глаза стали правильной круглой формы. Алекс шумно выдохнул мне в волосы и пояснил:

– Ему четырнадцать. И он влюблен в семнадцатилетнюю работницу своей матери. А та даже не смотрит в его сторону.

Я вывернулась из рук вампира:

– Что с мальчиком?

– А ты как думаешь?

Алекс вздохнул:

– Ничего я ему не сделал. Не он виноват, что ему в голову вбили такие идиотские идеи. Но его мамаша лишилась денег, которые могла с меня получить. Да еще и подарила пару плащей вам с Нелл в качестве компенсации. – Алекс кивнул на свертки, на которые я раньше не обратила внимания, а он, подходя ко мне, бросил на кровать. – Так что теперь она точно займется воспитанием сына и своей недалекой мамаши. Но мы отсюда уезжаем. – Вампир устало потер лоб. – Следующий, у кого подобное воспитание возьмет верх над жадностью или здравым смыслом, может оказаться куда более опасным, чем этот мальчишка.

На рассвете следующего дня, когда городок еще спал, а ночная тьма только собиралась уступать свои владения разгорающейся на востоке заре, мы выехали из ворот постоялого двора. Нас провожал хмурый и позевывающий хозяин. Алекс многозначительно на него посмотрел:

– Любой, кто решит нас проводить, обратно не вернется.

Я ничего не поняла. А хозяин постоялого двора раздраженно сплюнул под ноги.

Глава 40

Вторую неделю под копыта лошадей упрямо стелилась пыльная дорога. Второй день нескончаемой и неприветливой стеной вдоль обочины тянулся лес. Мы все дальше забирались на север Эренхая. Все ближе были Черные горы.

Первые дни Алекс гнал лошадей нещадно. Редко останавливался. Только по нужде. Даже жевали скудный обед мы на ходу, сидя в седлах. В городе Алекс приобрел еще двух лошадей, так что у нас теперь была возможность менять усталых скакунов, давая им возможность отдохнуть от седла и дополнительного груза на спине. Кто бы дал возможность отдохнуть нам.

Ночевки на земле, в стороне от дороги, никому из нас не прибавляли бодрости. Даже Алекс осунулся лицом и обзавелся синяками под глазами. Но хуже всех приходилось Нелл. В отличие от меня верхом девчонке приходилось ехать самостоятельно. И по вечерам, после команды привала, она с трудом переставляла едва гнущиеся ноги.

Я тоже устала. Но, наверное, не так сильно, как Нелл. Ведь меня по-прежнему вез на своей лошади Алекс. Возможно поэтому уже на четвертый день я потихоньку начала выполнять посильную работу в походном лагере: пока Алекс обихаживал лошадей, мы с Нелл занимались устройством ночлега и приготовлением ужина. Поначалу служанка с неодобрением поджимала губы, глядя как я кромсаю хлеб и ветчину, или помешиваю кашу на костре. Но постепенно перестала выказывать недовольство и стала относиться к моей помощи, как к чему-то само собой разумеющемуся. А еще я стала замечать, как бойкая и резвая ранее девушка вдруг стала замирать в одной позе на долгие минуты. И как Нелл поджимает до синевы губы, когда приходится куда-то идти. Бедняге не хватало ночи, чтобы восстановиться и отдохнуть перед следующим отрезком пути. А сегодня и вовсе случилось по моим меркам невероятное.

Еще вчера через несколько часов после того, как тронулись в путь после ночлега, мы свернули с хорошо накатанной и широкой дороги в сторону. В этом мире не было дорожных указателей и карт. Как Алекс без навигатора узнавал куда нам нужно двигаться, для меня было загадкой. Но новое направление пугало. Дорога была намного уже и в куда более худшем состоянии, чем та, по которой мы до сих пор двигались. И уже к вечеру нас обступил неприветливый и непроходимый лес. За толстыми, в несколько моих обхватов, стволами вековых деревьев мне чудились чужие злые взгляды, заставляя поминутно ежится. А между бровями Алекса поселилась хмурая складка. Мне очень хотелось спросить, что происходит. А еще, хотелось