Ключ от этой двери (СИ) - Иолич Ася

– Из одного слова делать другое?

– Именно. Но постепенно, шаг за шагом. Хочешь попробовать?

– Ну... Да. Давай. Рида, ты слышала правила?

– Да.

– Тогда я начинаю, хорошо? – спросила Аяна. – Начнём с короткого, чтобы было проще. За мной вы, по кругу. Моё слово – река.

– Рука, – сказала Айлери.

– Мука! – воскликнула Рида.

– Мура. – Гелиэр покосилась на Аяну, и та укоризненно подняла бровь.

– Гели, не всё, что я говорю, надо запоминать.

– Прости... Аяна, твоё слово?

– Мера, – сказала Аяна. – Видите? Слово вернулось ко мне, но оно совсем другое.

– Вера, – подумав, сказала Айлери.

– Сера.

– Седа, – глядя на свой подол, предложила Гелиэр.

– Сода, – сказала Аяна и выжидающе посмотрела на Айлери.

– Я не знаю, – сказала та. – Ты поймала его. Пусть остаётся тебе. Мне не очень нравится игра. Давайте просто посидим и поболтаем.

– А мне понравилась, – сказала Гелиэр. – Правда, она немного сложная с непривычки.

– После соды можно было назвать воду, – вздохнула Аяна. – Или коду.

– Коду? – переспросила Гелиэр.

– Ну, хвост мелодии.

– Ты слишком образована для простой капойо, – сказала вдруг Айлери, внимательно глядя на Аяну. – Я помню, как ты говорила, что вас учат... ну, у вас дома. Но я так и не понимаю, зачем это нужно.

– Чтобы не было скучно, – сказала Аяна, тоскливо оглядывая гостиную Айлери. – Чтобы можно было придумать что-то интересное... Чтобы понимать то, что ты читаешь. Учиться. Работать. Двигаться куда-то, а не просто сидеть в комнате и киснуть.

Она подняла глаза и сразу поняла, что длинный язык опять завёл её куда-то не туда.

– Зачем женщине работать? – недоуменно спросила Айлери, по счастью, не заметив последней, самой обидной, как казалось Аяне, фразы. – Кто будет рожать детей, если все женщины будут работать?

– Ну почему же все, – сказала Аяна осторожно, пытаясь подтянуться за край этого осыпающегося обрыва, куда только что неосторожным движением столкнула сама себя. – Некоторые мои знакомые говорили, что им хватает умения читать, писать, чинить одежду и готовить. Но я думаю, что знания всё равно не помешают. Моей маме они не помешали родить много детей, а потом стать главой швейного и ткацкого двора. Почему не дать женщине просто возможность выбирать, что делать со своей жизнью? Работать, если не наравне с мужчинами, то на какой-то работе, не требующей приложения силы? Вряд ли для работы в конторе требуются широкие плечи и сильное тело. – Она вспомнила руки Конды, его плечи, и почувствовала покалывание в ушах. – Тогда девушки смогут сами себя содержать, не ждать, пока их возьмут замуж, не думать о возрасте, а покупать себе жильё, не дожидаясь старости, и выбирать, с кем они хотят жить.

– Чтобы работать наравне с мужчиной, нужно много учиться и... совершенствоваться. Откуда у женщины время на это? У неё хватает и других дел. И для них совершенно необязательно тратить деньги и время на обучение, – недоуменно поморщилась Айлери. – Твои мысли и правда очень дерзкие. Всем занимается муж, зачем нам вообще думать об этих вещах? От этого появляются уродливые морщины, и женщина увядает раньше срока.

Аяна закусила губу. Волны снова понесли её прочь от берега, в тёмное море, и она не могла сопротивляться. Рида и Гелиэр смотрели на неё напряжённо.

– Айлери, но неужели ты не хотела бы сама распоряжаться своей судьбой? – отчаянно спросила она. – Выбирать, за кого... За кого выходить замуж? Ты разве довольна? Ты довольна своей судьбой? Ты такого хотела?

– Мне сказали, что меня выдают замуж в превосходный род, – сказала Айлери, бледнея. – Я с детства мечтала об этом. Мне это и обещали. Обещали, что я буду жить, как полагается девушке с моим родовым именем. Я хотела, чтобы всё было правильно, чтобы у меня было новое родовое имя, которым бы я гордилась не меньше, и традиции, которые я бы с радостью и полной ответственностью поддерживала, потому что обычаи – это то, на чём держится порядок. Но мне стыдно за то, куда я попала. Мне стыдно, что об этом кто-то может узнать. Я не знаю, чего ждать каждое мгновение моей жизни. Я бы хотела определённости. Но я принадлежу своему роду, а им нужна была эта связь, и я с достоинством вынесу это испытание. Терпение очищает совесть. Если бы мой отец был жив, он бы гордился мной. Я чиста перед свои родом... и перед родом Пай.

Аяна смотрела на её лицо, которое вдруг стало очень серьёзным, и вспомнила, как Айлери упоминала человека, который вёз её из Тайкета. Стало вдруг невыносимо душно. Она встала и подошла к балконным дверям, резким движением непослушных пальцев остановила жёлтое беспокойное больное блестящее крыло занавески и замерла.

На балконе напротив стоял Конда. Он распахнул обе широкие двери, и Аяна на миг вспомнила веер расплескавшихся радужных брызг стекла одной из створок, когда стул, вышвырнутый одним его мощным броском, расколол прозрачную границу, что отделяла прохладную темноту комнаты от наполненного жарой, запахами и звуками воздуха снаружи.

Он увидел её, и на миг показалось, что между ними не двадцать с лишним па, а не больше двух ладоней, и она, за одно мгновение словно преодолев это разделяющее их расстояние, прямо перед собой увидела его лицо, окунувшись, как в ночную купель с отражающимися звёздами, в его глаза и даже на миг почувствовав запах его кожи, но тут же мир качнулся обратно, унося его, и она попятилась, шагая обратно в комнату, чувствуя, как слегка закружилась голова.

– Прости, Айлери, – сказала она, возвращаясь на диванчик. – Я забываюсь и заговариваюсь. Я лучше просто повышиваю.

Она порылась в своей большой сумке, которая смотрелась в этой изящной комнате настолько неуместно, насколько бы неуместно смотрелся большой пахучий и яркий войлочный шатёр хасэ в садике для созерцания гармонии мира во дворце орта Давута, вытащила вышивку морской лошади, встряхнула пяльцы и сгорбилась, мрачно направляя иголку, выстилая короткими блестящими отрезками седы витой узкий рог, пытаясь отвлечься на то, как точно у неё получается изобразить нитками разных оттенков позолоту, в которой играют лучи солнца.

Айлери смотрела на движения её иголки, потом подошла и села рядом.

– У тебя красиво получается. Что это за животное?

– Аяна выдумывает внешний вид разных созданий, – хихикнула Гелиэр. – Из сказаний и детских историй. Правда, интересно?

– Это странно, – пожала плечами Айлери. – Разве в мире мало того, что существует на самом деле?

Она протянула руку, обдав Аяну ароматом цветочных духов, и осторожно переложила пару листов с набросками.

– А знаешь, ты, наверное, права, – сказала она, вставая, и Аяна оживилась, провожая её глазами. – Я действительно давно ничем не занимаюсь, и это вгоняет в тоску. Надо закончить вышивку, которую я привезла с собой из Тайкета. Скоро год, как я не прикасалась к ней. Рида, принеси станок. Хотя нет, не надо. Пойдём во вторую комнату. Там тоже светло. Гелиэр, ты не против?

Аяна встала, подхватывая листы с набросками, и наклонилась убрать их в сумку.

33. Крыло больной жёлтой птицы

В дверь постучали.

– Кто там? – спросила Айлери, шагая назад в комнату и слегка бледнея. – Заходи!

– Кир просит разрешения войти, – удивлённо сказала, засовывая голову в дверь, Саорин.

– Кир? – выдохнула с ужасом Айлери.

– Кир Конда.

– Пусть... заходит, – пробормотала Айлери, судорожно одёргивая платье и оглядываясь на Гелиэр и Риду, которые вышли на порог второй гостиной.

Аяна замерла, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Конда вошёл, глядя ей прямо в глаза, и она с болью в сердце опустила взгляд на свои синие туфли.

– Кира Айлери, – глухо сказал он, глядя куда-то между узорами ковра. – Я хотел бы сказать тебе пару слов наедине. Я не трону тебя и не обижу.

Аяна косилась на серебристые волоски на его коротко стриженном виске, всей душой желая обнять и поддержать, слыша шаги Риды позади себя и чувствуя, как ком в горле душит её.