Попаданка ледяного дракона (СИ) - Свадьбина Любовь

«Лежу я тут одна, – вздыхает моя глазастая коса. Она в номере отца осталась, его окно как раз рядом, – и никому до меня дела нет… Несправедливо как-то».

Я бы с ней местами поменялась.

Медленно парят вокруг нас магические фонарики и выжигают слетающихся на свет насекомых. Ботинки всё больше промокают. Подол тяжелеет от пропитавшей его грязи. Снова накрапывает дождь.

Огемара всё нет.

От нечего делать оглядываю двор, на который вчера внимания не обратила: просторный, почти полностью земляной, с навесами сеновалов вдоль деревянного забора. В сумраке массивные ворота вырисовываются лишь слабым силуэтом.

Неровная линия леса на холмистом горизонте подкрашивается первыми блеклыми лучами солнца. На заднем дворе истошно кукарекает петух, кто-то хлопает дверью.

Из постоялого двора доносятся грозные шаги, приближаются к выходу. Огемар выходит на крыльцо в тёмном, расшитом серебром, костюме. Свет фонариков тускло вспыхивает на изогнутом лезвии сабли с золотым чеканным узором. О недавнем ударе в лицо Огемара напоминает лишь блеклый синяк на горбинке носа. И бешенство во взгляде.

– Стой здесь, – отец слегка касается моего плеча. – Эрмил за тобой присмотрит.

В голове его речь продолжается: «Не делай глупостей».

Сказала бы я ему, что думаю об умственных способностях тех, кто выясняет отношения на дуэлях, но… это бессмысленно.

Шлёпая по мелким лужам, Огемар отступает от крыльца на десяток метров. Отец почти беззвучно проходит наискосок и встаёт напротив него, стремительным движением извлекает слегка изогнутый меч.

Эрмил робко шагает ко мне, но слишком приближаться не смеет.

Отец и Огемар церемонно разворачивают оружие вертикально перед своими лицами. Одновременно опускают клинки вниз, остановив руку под углом градусов сорок к телу.

– Почему они сражаются на мечах? – шепчу я. – Они же маги, должны сражаться с её помощью.

– Они менталисты, – Эрмил подступает чуть ближе, – и примерно одинаковой силы. Если устроят чисто магическую дуэль, мы можем тут до завтрашнего дня просидеть, ожидая, когда кто-нибудь пробьёт щит соперника. Но с мечами дело пойдёт быстрее, ведь физическое сражение понижает концентрацию, так легче достать противника или попасть под удар. Важно ещё не дать считать свои намерения. Это дуэль смешанного типа.

Свободные руки отец и Огемар одновременно убирают за спины и шагают навстречу друг другу. Смотрят глаза в глаза. Под их ногами хлюпает грязь. Унявшаяся было морось начинается снова.

С другой стороны гостиницы раздаются голоса, тревожно храпят лошади.

Клинки неожиданно ярко вспыхивают в блеклом свете огоньков, эти отблески сливаются в смазанные движения навстречу друг другу.

ДЗИНЬ! Рассыпаются искры, скрежещущие лезвия проходят друг по другу, и отец с Огемаром сближаются, продолжая неотрывно смотреть друг другу в глаза. Отец вскидывает колено, Огемар отскакивает, на миг теряет равновесие, но успевает встать твёрдо и принять на лезвие мощный удар отца.

Они расходятся, бредут по кругу, продолжая сражение взглядами и давящей ментальной магией. На меня словно сам воздух наваливается. Душно. Невыносимо. В висках пульсирует боль, ещё и кони бесятся, бьются в загонах. В конюшне кто-то бормочет, силясь их успокоить.

И снова дуэлянты сходятся. Звенят и сверкают искрами клинки, движения так стремительны, что почти невидимы взгляду. Я едва успеваю следить за ударами, а ведь эти двое ещё и кружатся, точно в танце, наступая и отступая, ни на миг не теряя зрительного контакта.

Ужас пробирает до костей, какие-то лихорадочные мысли мечутся в голове. Эрмил рядом оттягивает жабо и расстёгивает ворот рубашки.

– Не бойтесь, – шепчет он.

– Почему это? – у меня дыхание перехватывает от удара Огемара, зацепившего бок отца. Но крови, кажется, нет. – В моём родном мире обычно не фехтуют, у отца давно не было практики…

– Знаете, чем всегда славился Мэлар Никсэ?

Взвизгивает металл столкнувшегося оружия, отец выпрастывает руку и ударяет Огемара в открытый подбородок, но тот уворачивается, опасно близко скользнув остриём возле плеча отца.

– Чем же? – меня опять трясёт.

– Мэлар Никсэ никогда не ошибался.

Нога отца соскальзывает по грязи, и он приземляется коленом в лужу. Занесший саблю Огемар подскакивает к нему…

Глава 28

Отец вскидывает руку, комок грязи летит в лицо Огемару, тот отмахивается. Яростной вспышкой дуги взмывает снизу вверх меч отца, и сабля Огемара вместе с предплечьем плюхается в грязь.

На секунду повисает неестественная тишина. И весь двор заполняет дикий крик Огемара. Рухнув на колени, он зажимает хлещущую кровь, притискивает культю к телу и почти валится забрызганным грязью лицом в лужу.

– Никогда не ошибается, – замогильным голосом повторяет Эрмил. – Ты… вы простите меня, леди Витория, я был пьян и не ведал, что творю. Это больше не повторится.

Скуля и хныкая, Огемар катается в грязи, извивается.

Произошедшее кажется таким… неестественным, почти постановочным: отвлёк противника брошенной в лицо грязью, ударил… Такого на моих глазах происходить не может. С другой стороны, впервые вижу почти мгновенную карму. Огемар ведь пытался меня изнасиловать.

– Прекрати выть, словно уличная девка, – отец вытаскивает белоснежный платок и проводит им по лезвию меча, снимая с него алую плёнку крови. – Ещё раз оскорбишь мою дочь, я тебе обе руки отрежу и скормлю порождению Бездны.

С тихим «вжик» меч возвращается в ножны. От пинка отца пальцы отрубленной руки Огемара разжимаются. Отец поддевает саблю носиком сапога и подкидывает, ловит на лету. Стряхивает грязь и кровь.

Спокойный и ничуть не запыхавшийся, направляется к крыльцу.

– Витория, за мной.

Похоже, у меня нет выбора. Пока. Эрмил с поклоном меня пропускает. В спину несутся завывния Огемера.

Поднимаясь за отцом на второй этаж, рассеянно спрашиваю:

– Почему ты сказал, что в следующий раз отрежешь две руки? Одну ты уже…

– У него достаточно денег, чтобы восстановить руку. Только порождения великой Бездны могут свести на нет эёранскую целебную магию: то, что они съедают, невосстановимо никакими силами. И свои обещания я привык исполнять.

Мы входим в коридор, тускло озарённый светом из окон на противоположных его концах.

Тихо. Здесь очень тихо, даже живность на заднем дворе не выдаёт себя мычанием и кудахтаньем. Всё замерло в испуге. И только у меня на этот страх выработалось что-то вроде иммунитета, я свободно захожу следом за отцом в его комнату и прислоняюсь к закрытой двери.

«Пришли, наконец», – ворчит коса. Её не видно ни на застеленной шкурами кровати, ни на секретере. Может, отец спрятал её в добротный приземистый шкаф? Он один подходящего размера, сундук в изножье постели маловат будет. Ещё косу можно убрать под кровать, но такое оскорбление глазастая нарцисска вряд ли снесла бы спокойно.

Отец полуоборачивается, бросает на меня холодный взгляд:

– Хочешь спросить, знал ли я о твоём побеге и их намерениях с самого начала?

Вариант, в котором я пришла взять косу и порубить их всех к чёртовой бабушке, он, похоже, не рассматривает.

– Знал, – роняю я. – Вопрос в том, зачем позволил? Так хотелось оттяпать руку Огемару?

– Подумал, что тебе надо сравнить варианты пребывания здесь, – он бросает саблю Огемара на кровать, отстёгивает и сбрасывает к ней перевязь со своим чуть изогнутым мечом. – Ты выросла в другом мире и не понимаешь, что здесь женщины сильнее зависят от мужчин.

– На Земле женщины тоже часто зависят от мужчин, а женщина без мужчины может считаться неполноценной. Я уже не говорю о странах жёсткого религиозного патриархата…

Тяжко вздохнув, отец расстёгивает жилетку с прорезанным боком:

– Тебя никто не воспринимает как некую самостоятельную личность. Ты можешь служить Ордену, будучи моей дочерью, можешь быть чьей-то женой, на худой конец – чьей-то любовницей. Но ты не можешь быть просто Виторией Никсэ, которая сама принимает решения. Даже если на краткий миг ты добьёшься этого, всё равно любой мужчина будет считать тебя своей потенциальной марионеткой и будет лезть тебе под юбку, чтобы законным браком или любовной связью привязать к себе. Оно тебе надо? – следом за жилеткой он начинает снимать тёмную рубашку. – Ты ведь даже не менталистка, не сможешь определить, искренне к тебе привязаны или просто используют ради удобства. Последний вариант, поверь, встречается намного чаще. Такая жизненная статистика.