Лорен Оливер - Пандемониум
Снег начинается, когда мы сворачиваем стоянку, и продолжает идти весь день, пока мы рваной цепочкой молча прокладываем свой путь через лес. Холод превращается в неотпускающую боль, от него болит грудь, болят пальцы на руках и ногах, снежинки похожи на кусочки острого льда, они обжигают и режут лицо. Но я думаю о том, что для Блу снег — мягкое одеяло и он будет укрывать ее до весны.
Сейчас
Утром все еще идет дождь.
Я медленно сажусь. У меня жутко болит голова, и я плохо соображаю. Джулиана рядом нет. Дождевая вода длинными серебристыми лентами течет через решетку. Под этими перекручивающимися лентами стоит Джулиан.
Он стоит ко мне спиной, на нем ничего нет, только вылинявшие хлопчатобумажные трусы, которые он, видимо, нашел на складе стервятников. У меня перехватывает дыхание. Я знаю, что не должна смотреть на него, но не могу заставить себя отвернуться. Словно загипнотизированная, я смотрю, как дождевая вода стекает по спине Джулиана (она у него такая же широкая и мускулистая, как у Алекса), как она струится по его рельефным плечам и рукам. Его волосы потемнели от воды, он поднимает лицо кверху и ловит открытым ртом дождевые струи.
В Дикой местности я со временем привыкла видеть обнаженных и полуобнаженных мужчин. Привыкла к странностям их телосложения, к волосам на груди, а порой и на плечах и спине, к крепким плоским животам и косым мышцам, которые дугой изгибаются над поясом брюк. Но сейчас все по-другому. В Джулиане есть какая- то совершенная законченность. Мне кажется, что от него в бледно-сером утреннем свете исходит сияние, как от вырезанной из белого камня статуи.
Он прекрасен.
Джулиан встряхивает головой, и брызги сверкающим полукругом слетают с его волос. От удовольствия он начинает тихонько напевать. Мне вдруг становится жутко неловко — я нарушила его личное пространство. Я громко кашляю. Джулиан резко оборачивается и видит, что я смотрю на него. Он мгновенно выскакивает из-под струй воды, хватает с края платформы свою одежду и прикрывается.
— Я думал, ты спишь, — говорит он и одновременно пытается натянуть на мокрое тело футболку.
Второпях он попадает головой в рукав и вынужден предпринять вторую попытку. Я бы рассмеялась, если бы он не был в таком отчаянии.
Теперь, когда Джулиан смыл кровь, я могу хорошо разглядеть его лицо. Глаза у него уже не такие распухшие, но вокруг них появились лиловые синяки. Разбитая губа и рана на лбу затянулись коркой — это хороший знак.
— Только что проснулась, — говорю я, а Джулиан наконец натягивает футболку, — А ты вообще спал?
Теперь Джулиан «борется» со своими джинсами. Горловина футболки стала мокрой от стекающей с волос воды.
— Немного, — виноватым тоном отвечает он. — Я не хотел. Наверное, около пяти отключился. Тогда уже стало светать.
Джинсы надеты, и Джулиан удивительно ловко запрыгивает обратно на платформу и спрашивает:
— Ты готова?
— Через минуту. Я хочу помыться. Как ты, под решеткой.
— Ладно. — Джулиан кивает, но не двигается с места.
Кажется, я начинаю краснеть. Уже очень давно я не чувствовала такого смущения оттого, что на меня кто-то смотрит. Я теряю связь с новой жесткой Линой, той, которая превратилась в Дикой местности в настоящего бойца, и никак не могу забраться обратно в ее тело.
— Мне надо снять одежду, — прямо говорю я, раз уж он не понимает намеков.
— А, да, хорошо. — Джулиан, спотыкаясь, начинает отступать. — Конечно. А я пойду вперед на разведку.
— Я быстро, — говорю я. — Нам нельзя здесь задерживаться.
Перед тем как раздеться, я выжидаю, когда стихнут шаги Джулиана. На минуту я умудряюсь забыть о том, что где-то там, в темноте, рыщут стервятники. На минуту у меня получается забыть о том, что я сделала, о том, что вынуждена была сделать. О луже крови, которая растекалась по полу в складской комнате, о глазах стервятника, удивленных и обвиняющих. Я, голая, стою на платформе и протягиваю руки к светлеющему небу, а сквозь решетку все струится вода, словно небо решило перетечь на землю. От холодного воздуха я покрываюсь гусиной кожей. Потом я присаживаюсь на корточки и спрыгиваю с платформы. Дерево и металл железнодорожных путей кусают босые ноги. Я бреду по лужам к решеткам. Там я поднимаю голову, и дождь бьет мне в лицо, разглаживает волосы, ручейками стекает по спине, по плечам и груди.
Это самое восхитительное ощущение в моей жизни. Мне хочется кричать и петь от радости. Вода холодная и пахнет свежестью, она словно прихватила по пути запах веток деревьев и молодых мартовских почек.
Я тянусь вперед и позволяю воде заливать мои глаза и рот, а спина у меня пульсирует, как будто по ней бегают тысячи крохотных ножек. До этого момента я не понимала, насколько измучено мое тело. Болит каждая его клеточка, руки и ноги покрыты темными синяками.
Я понимаю, что уже смыла все, что можно было смыть, и дрожу от холода, но все равно не могу заставить себя выйти из-под воды. Это хороший холод, он очищает.
Но возвращаться надо. Я так ослабла, что подтягиваюсь на платформу только со второй попытки. С меня стекает вода, а на бетоне остаются мокрые следы от моих ног. Я отжимаю руками волосы, и даже это обычное естественное действие доставляет мне радость.
Потом я надеваю джинсы и подворачиваю один раз на талии, чтобы не свалились, но они все равно болтаются на бедрах.
И тут я слышу шаги за спиной. Я оборачиваюсь и одновременно прикрываю руками грудь.
Из темноты выходит Джулиан.
Продолжая прикрывать грудь одной рукой, второй я хватаю футболку.
— Не двигайся, — окликает меня Джулиан.
Оттенок в его голосе, как будто он приказывает мне сделать что-то крайне необходимое, заставляет меня остановиться.
— Не двигайся, — уже мягче просит он.
Нас разделяет двадцать футов, но от того, как он на меня смотрит, у меня такое чувство, словно мы стоим лицом к лицу. Я кожей чувствую его взгляд. Это как легкое покалывание. Я точно знаю, что должна надеть футболку, но не могу пошевелиться. Я даже дышать не могу.
— Я никогда раньше не видел такое, — просто говорит Джулиан и делает еще один шаг в мою сторону.
Косые лучи света падают ему на лицо, я вижу нежность в его глазах, вижу, как они затуманиваются, и от этого взгляда меня бросает в жар, тело мое начинает таять от удивительного ощущения теплоты и покоя.
И в то же время слабый голос где-то на краю моего сознания начинает кричать: «Опасность, опасность, опасность».
А за ним как эхо: «Алекс, Алекс, Алекс».
Так когда-то на меня смотрел Алекс.
— У тебя такая тонкая талия, — говорит Джулиан.
