Король призраков - Джульетт Кросс
Я сделала это добровольно, с радостью. Даже не смотря на боль, что терзала моё тело, я чувствовала несомненное осознание: теперь он — часть меня навсегда. И это приносило мне счастье.
Величие мгновения, осознание, что я хочу его, что я хочу быть его Мизрой и спутницей, захлестнуло меня, словно буря. С уголка моего глаза скользнула слеза, впитываясь в волосы.
Голл заметил это и вздрогнул, всё ещё продолжая двигаться внутри меня.
— Чёрт, — пробормотал он, отворачиваясь, и начал двигаться быстрее и глубже, сжимая глаза и хмурясь.
Я вцепилась в него крепче, ощущая, как его член напрягается, а удовольствие разгорается всё ярче, почти затмевая боль. С диким, животным стоном он проник резко и глубоко, затем замер, его тело дрожало, когда он выпустил семя.
Чувство было ошеломляюще прекрасным. Я закрыла глаза, ещё одна слеза скатилась по щеке, пока я прижималась к нему, дрожа в унисон с его кульминацией. Когда его тело перестало пульсировать, он обмяк, и мы оба остались лежать, тяжело дыша в темноте моей спальни.
Я не знала, что сказать, но отчаянно ждала от него хоть какого-то утешения, подтверждения, что я не подвела его. Большую часть церемонии он казался разочарованным и раздражённым, и сейчас этот взгляд в его глазах только усиливал мои сомнения.
Я открыла рот, чтобы что-то спросить, но он выскользнул из моего тела и бросил взгляд вниз, между нашими ногами. Затем быстро поднялся с постели, схватил юбку и завязал её вокруг талии резкими, нервными движениями.
— Я пошлю за Хавой, чтобы она позаботилась о тебе, — его голос звучал холодно, безо всякого чувства.
Я села, подтянув простыню к груди, вдруг вспомнив, что всё ещё покрыта краской.
— Голл, почему ты…?
— Можешь не беспокоиться: я не буду навязывать тебе своё внимание в ближайшее время. Я дам твоему телу время восстановиться, прежде чем вернусь в твою постель. Не побеспокою тебя до твоего плодородного периода.
Когда он направился к двери, моё сердце сжалось от отчаяния.
Да, плодородного периода. Конечно, именно это его заботило больше всего. Даже когда я раскрыла ему свою душу и отдала больше, чем своё тело, всё, чего он по-настоящему хотел, — это наследника.
Открыв дверь, он остановился, но не для того, чтобы сказать что-то мне. Там кто-то стоял.
— Ей нужна горячая ванна, — бросил он.
— Да, мой повелитель, — раздался тихий голос Хавы. — Придворные обеспокоены тем, что не стали свидетелями обряда.
Раздался резкий звук.
— Пусть любой, у кого есть чёртовы претензии к церемонии, выскажет мне их лично. Крови было достаточно, чтобы подтвердить факт. Если этого недостаточно, пусть взглянут на её простыни — там найдут ещё больше доказательств.
— Да, мой король, — поспешно согласилась Хава.
— А когда они напьются и объедятся на пиру, им будет всё равно, — бросил он, уходя.
Хава вошла и поспешила ко мне.
— Мизра, вы в порядке?
Я свернулась калачиком, закрываясь одеялом.
— Мне нужно немного времени, Хава, — прошептала я.
— Конечно, Мизра.
Она тихо принялась за работу. Я слышала, как она придвинула ванну к огню, но осталась лежать неподвижно, с закрытыми глазами.
Боль, которую я почувствовала, когда он вошёл в моё тело, не могла сравниться с болью, что пронзила меня, когда он покинул его. Я даже не осознавала, что после всего буду чувствовать себя именно так.
В тот короткий миг меня переполняли лишь дикая радость и эйфория от того, что я отдала ему своё тело. Но внезапный поток разочарования и горечи из-за его холодности захлестнул меня, разрушая всё.
Это была моя собственная глупость, что привела меня к этому. Его отторжение не означало, что я ошиблась в своём выборе. Непоколебимое чувство правильности содеянного всё ещё звучало во мне, как тихая песнь магии, убеждая, что я иду по верному пути. Мне нужно было оставить надежды на истинное соединение с Голлом и сосредоточиться на своей настоящей судьбе.
Внезапная резкая боль кольнула оба мои запястья. Я ахнула и резко села. Хава уже покинула комнату, вероятно, чтобы принести горячую воду, и я осталась одна, чтобы увидеть появившиеся отметины на своей коже.
На запястьях появились крохотные руны в виде зигзага, одинаковые на обеих руках. Я провела рукой, пытаясь стереть золотую краску, скрывавшую их, чтобы разглядеть получше. Я не знала этой руны и понятия не имела, что лунные фейри могут получить демонические метки от богов.
— Такого никогда не случалось раньше, — прошептала я, пристально глядя на крошечные, зигзагообразные знаки прямо над тонкими венами.
Да. Я была на правильном пути. Как Мизра Нортгалла, я должна была всё исправить.
ГЛАВА 23
УНА
Мы шли по садовой дорожке за рощей, где маргордовые деревья больше не плодоносили, а ухоженные вечнозелёные растения, окаймлявшие каменную тропу, были единственным цветом, контрастирующим с серым небом. Зима уже не за горами. Хава непринужденно болтала рядом со мной.
Прошло две недели с того дня, как состоялся Ритуал Сервиума, и две недели с тех пор, как я видела Голлайю. Моя печаль превратилась в гнев, но теперь она утихла, лишь едва кипя в глубине сознания. Его отказ ранил — больше, чем я ожидала, но я решила сосредоточиться на своей цели. Голлайя многократно повторял, что боги предписали мне быть его Мизрой, но я верила, что боги хотят от меня большего. Я была уверена в этом.
И сегодня я собиралась действовать.
Я оглянулась на Феррина и Мека, которые держались на почтительном расстоянии, следуя за нами, пока я шла прочь от ухоженного сада.
— Куда ты идёшь? — спросила Хава.
— Я никогда не ходила по этой тропе, — ответила я. На самом деле, я уже бывала здесь много лет назад. Мне хотелось увидеть ее собственными глазами.
— Там ничего нет, только статуя Гозриэля.
— Правда? — Это заинтриговало меня. — Покажи мне, Хава.
— Ну, она довольно красивая, — сообщила она, двигаясь немного вперёд по узкой каменной дорожке вправо, которая затем поворачивала вокруг задней части замка.
— Гозриэль Страж. Так значит, призрачные фейри почитают его? — спросила я.
— О, да. Он помощник Викса. Ну, для некоторых, — засмеялась она, когда мы вышли на открытую дворцовую площадку, не слишком отличавшуюся от той, на которой раньше стояла статуя Мизры. — Для других — он просто шут.
На железном пьедестале стояла бронзовая статуя Гозриэля, долгое пребывание на улице предало ей зелены оттенок. Он стоял на одной ноге, его мышцы напряжены, другая нога была
