Иван-царевича не надо - Ольга Шах
Я не знала, смеяться мне или плакать, слушая столь трагическую повесть про икоту, понос и дьявола. Интересное сочетание, кстати. Сдерживая смешок, спросила:
— А от меня вы что хотите? Дьявола изгонять я не умею, это к отцу Василию.
Бабы заголосили в этот раз слаженно, в унисон.
— Дак, Катерина Сергеевна, можа снадобье како дадите? У бабушки вашей, Пелагеи Степановны, завсегда разные снадобья бывали, и помогали народишку-то. А то ведь лекарь далеко, да и деньгу берет! Кто ж к нашим-то мужикам поедет? Помогите, барышня, ради Христа!
Я призадумалась. Вроде и грешно и смешно, но вмешаться придется. Ну, самое простое, диарея, понос то есть. Где-то в бабкиных запасах видела сушеные перемолотые ягоды черники и черемухи, хорошее вяжущее средство. Икота и страх. Здесь может помочь сборный отвар мяты, пустырника и валерианы. Но не мгновенно. В течение суток, не раньше.
Велев Трофиму увести баб на кухню, пусть их там хоть чаем напоят, да каких-нибудь лепёшек дадут. Пусть ждут, пока я им "снадобья" готовлю. Сама пошла на мансарду, благо теперь никто не прятал от меня ключи, и не проверял, не занимаюсь ли я там богопротивным делом. Седативный отвар я готовила почти час, затем сделала смесь из ягод, расфасовка по бумажным кулькам, уж заварить бабы и сами смогут. Выдав им снадобья и строго проинструктировав по их применению, добавив, что подействует не сразу, но подействует, отправила их по домам, к страждущим супругам. И передав им, что, если ещё раз напьются, то я, не дожидаясь дьявола, своей волей продам их по рекрутским билетам.
Проводив крестьянок, непрерывно поясно мне кланявшихся, я сказала Трофиму.
— Щенка моего видели? Найди его и скажи, вот прямо словами, что хозяйка его ждёт. Он пёсик умный, все понимает!
Сдается мне, что этого "дьявола" и организатора антиалкогольной компании я знаю.
Искали Хаську долго, этот засранец умел прятаться, когда чувствовал за собой «косяк». Наконец, паршивец был обнаружен на заднем дворе, где изволил отдыхать в кустах. Мое повеление ему было передано, а поскольку фамильяр прямому приказу противиться не мог, то явился ко мне в кабинет, где я разбирала бумаги. Пришел, открыл дверь, толкнув ее лапой, так же и закрыв ее изнутри. Сел, благовоспитанно сложив лапки вместе и постукивая пушистым хвостиком по паркету.
Но меня его умильно-невинная морда ничуть не впечатлила. Поэтому я сурово приказала:
— Рассказывай! И лучше с самого начала и подробно!
В ответ мне последовала не менее удивлённая морда.
— О чем рассказывать-то, Катерина?
Я заинтересовалась:
— Так у тебя есть и выбор, о чем рассказывать? Тогда пока начинай с последнего, как ты в деревне тетурамом работал и дьявола изображал, пополам с собакой Баскервилей! Потом я приму пустырника, и ты расскажешь остальное. (Тетурам-препарат, применяемый для лечения алкоголизма, вызывающий отвращение к спиртному. — Прим. автора)
— Понимаешь, Кать, пьяного человека легко толкнуть на самые неожиданные поступки — велеть ему поджечь сарай или дом, совершить другое какое преступление. Алкоголики ведь легко управляемы. А эта троица постоянно, как вечер, так бражничают. И, главное, где берут, не пойму, и уследить не могу! Вроде из домов вышли и пошли на берег озерка без ничего, а по дороге смотрю — один уже бутыль тащит! И к ним никто не подходил и они никуда не ходили!
Я перебила волка:
— А кусты по дороге к озеру есть?
Хаська удивился:
— Конечно, есть, это же озеро! Ивняка там полно растет!
Да, понятие "закладка" явно появилось раньше моего времени… Растолковала фамильяру механизм этого "волшебства". Тот воодушевился.
— Вот засяду в этих кустах, обязательно поймаю того, кто им брагу оставляет!
Пришлось разочаровать Хасю, объяснив, что, скорее всего, места закладок постоянно меняют. Волк огорчился, но явно что-то задумал. Ну и ладно, лишь бы без членовредительства. Необратимого.
— Ну, ты рассказывай дальше, не стесняйся!
— Да ничего особенного и не было. Показался бражникам в новом облике, тут недавно отец Василий проповедь прихожанам читал, так живописал про дьявола, про сковороды адские… я прям вот так ясно представил… ну от собаки той, Баскервилей добавил, тоже образ хороший. В головы их пропитые едва пробился, только и смог малость постращать. А они и перепугались. Ну, повыл маленько. Собаки деревенские тоже бэк-вокалом поддержали.
— Так ты ещё и на проповеди отца Василия ходишь?
Волк надулся, я даже мысленно ощутила это.
— А что тут такого? Мне интересно, а отец Василий так рассказывает душевно! Я у двери в часовню сажусь и слушаю. Он меня не прогоняет, только улыбается, когда видит. А народишко умиляется — вот ведь тварь бессловесная и то к слову Божьему тянется!
— Хорошо, но ты от дела-то не уходи, рассказывай дальше!
— А что там дальше-то было? — волк призадумался, вспоминая — ну, в деревню соседнюю бегал, там парней тамошних пуганул. Хотели, поганцы, несколько дубов в роще свалить, с того края, что к Федоткину ближе, да продать перекупам. Тут один все суетится, глаз у него нехороший, злой, все высматривает, где что плохо лежит. Вот и подбил парней на дурное, да ещё надоумил, чтобы со стороны Федоткино зашли, вроде как тамошние людишки поозоровали. Только Андрей Петрович своих людей в строгости держит, они такого не сделают! А, вот ещё что! Красавчик этот, что приезжал с сестрицей своей к тебе, часто отирается у твоей дубовой рощи, вглубь не заезжает, по краю только. А вот как вы уехали, к вечеру он пожаловал с мужиками своими. Сам не поехал в рощу, у поля стоял, мужиков отправил, сухие дубы примечать, да старые. Вот я там ещё немного повыл, да в кустах мелькнул, сушняком
