Семь ступеней Храма - Ксения Акула
«Что он узнает? Живы ли его родители?»
Он жертвует собственную кровь во имя их жизней, но, зная Загорна, я бы предположил, что родители Майкла и Нобис мертвы.
— Читай, — отдал я короткое распоряжение архангелу, и Ахорн запел песнь на языке, доступном только крылатым созданиям Олимпа — красивом, напевном, торжественном и древнем, как сама гора, созданная для проживания высших.
Пламя гудело все сильнее, и кровь Майкла капала в жерло, образуя на полу рисунок. Ахорн пел, взывая к ангелам смерти, к их справедливому решению, к их помощи, и в центре зала из клубов кроваво-красного дыма вырисовывалась женская фигура. Как только она стала материальной, Ахорн резко замолчал, а я склонился над бессознательным Майклом и залечил глубокий порез.
— Отойдите, — велела мне грозным голосом женщина, шагнув из круга крови и приблизившись к Майклу. — Еще ребенок! — осуждающе покачала она головой, касаясь ладонью головы архангела. — Совсем мальчик!
— Это его решение, — выступил вперед Ахорн, но женщина лишь отмахнулась от его слов, стараясь привести Майкла в чувства.
— Что ж, вы расскажете мне все по порядку, — сказала она низким глубоким голосом, глядя на меня синими глазами, в которых отражалось пламя факелов. Ее молодое красивое лицо портили сурово сдвинутые брови и слишком острые скулы, а широкое свободное одеяние скрадывало очертания фигуры. Никто не знал, сколько живут ангелы смерти, но женщина выглядела одновременно и молодой, и старой. Один ее взгляд говорил о прожитых столетиях, и в синей глубине сквозила вселенская усталость.
— Я отнесу Майкла наверх, — произнес Ахорн, поднимая архангела на руки. И, только тогда, когда он вышел, я приветливо улыбнулся моей знакомой.
— Здравствуй, Поэна.
— Здравствуй, Аврелиан, — коснулась она моей руки, сочувственно сжав на локте свои тонкие бледные пальцы. — Прости, что не смогла попрощаться со Златой, мы не имеем права следовать собственным желаниям, как и вы не имеете на то прав.
— Я знаю, — успокаивающе кивнул я Поэне, — и спасибо, что явилась на мой призыв.
— Я бы не смогла остаться в стороне, — тут же ответила она, покачав головой, и на плечо упала серебристая прядь волос.
Когда-то давным-давно Поэна родилась на горе Олимп в семье высших, но предпочла скрыться в таинственных недрах подпространства и стать ангелом смерти. Я не осуждал ее выбор, но сейчас, видя ее рядом и чувствуя плечо друга, как никогда верил, что встреча с Загорном пройдет успешно, а зло, что он сотворил, обернется против него самого.
Глава XXIII
Избавление от прошлого
(Арина)
Мне снилась сестра. Злата остановилась возле моей кровати, опустилась на колени и запела колыбельную песню голосом мамы. Она улыбалась и казалась такой счастливой, одухотворенной, другой, нежели я помнила ее при жизни. Утомленная, недовольная и болезненная гримаса редко сходила с ее лица, теперь же Злата нежно улыбалась, и ее тонкие прохладные пальчики гладили мой лоб, порхали по линии скул и щекотали подбородок, а я плакала, вспоминая наше прошлое, наши бесконечные ссоры и редкие мгновения перемирия.
Однажды Злата упала на лед на очередном выступлении. Так закончилась ее карьера и здоровый образ жизни. Травма колена подкосила жизнерадостную и целеустремленную сестру, потому что у нее отняли возможность выходить на лед. В глазах Златы поселились страх и безнадежность, скука и пустота, поглощавшие все ее существование. Первые дни в больнице она даже отказывалась от еды, и мама кормила ее с ложечки.
Пока Злата приходила в себя, я часто сидела у изголовья ее кровати, читала книги или какие-нибудь смешные истории, рассказывала о том, что творится за пределами нашей квартиры, а сестра делала вид, что ей интересно, терпела мой альтруизм. В те времена я, втайне даже от самой себя, радовалась, что Злата навсегда оставила фигурное катание и не конкурентка мне. Злые мысли, недоброе сердце, сложные отношения…
Все это осталось в прошлом, потому что и я, и Злата теперь в иной реальности, и судьба раскидала нас по разным мирам. Она счастлива в Аврелии — в мире, созданном моим возлюбленным, а я нашла свою судьбу в Поднебесье.
Встретимся ли мы вновь?
— Милая, я так тебя люблю, — шептала мне Злата, и в ее глазах блестели прозрачные капельки слез.
— Назовем ее Ариной? — спрашивала она у кого-то, отворачиваясь от меня. За ее спиной стоял высокий мужчина, но я различила лишь силуэт, а вот лицо оставалось для меня в тени.
«Они тебе только снятся, проснись!» — пыталась я заставить себя очнуться, потому что происходящее разрывало мне сердце, я буквально чувствовала, как в область груди ввинчивается острый шуруп боли из смеси сожаления, вины и отчаяния, что сестра сама отказалась от меня.
— Называй, как хочешь, я уже люблю ее, и имя ничего не изменит. Весь мой мир у ее крошечных ног, — рассмеялся незнакомец, и вот его голос я услышала отчетливо. Низкий, с легкой хрипотцой, глубокий, наполненный таким счастьем, что слезы наворачивались на глаза.
— Арина, мы назовем ее так в честь моей сестры, — сказала Злата, вновь прикасаясь к моей руке. — Если ей когда-нибудь станет больно, грустно или одиноко, ты поможешь ей, правда? Ты сделаешь то, чего не смогла сделать я, — обратилась Злата к той, что лежала в кроватке, к той, в чьем сознании внезапно оказалась я сама.
Я лишь кивала в ответ головой, прекрасно понимая, что это сон. Видимо, сознание искало иные пути избавления от реальности, и физическая боль оказалась настолько нестерпимой, что я забылась в воспоминаниях, которые плавно перетекли в сновидения, основанные на моих фантазиях.
— Я тоже тебя люблю, — наконец, ответила я Злате, и она стала растворяться в клубящейся вокруг меня тьме. Ее образ таял, как рассеивается туман от утренних лучей солнца, а я плакала, ощущая на своем лице настоящие слезы, и соленая влага так сильно щипала лицо, что мне хотелось выть в голос.
— Арина! — донесся до меня жесткий требовательный голос, полный неприкрытого страха и отчаяния. Столько боли слышалось в нем, что я немедленно приоткрыла воспаленные веки. — Очнулась, милая моя.
Аврелиан придерживал меня за плечи и шептал какие-то ласковые слова, которые, едва касаясь моего слуха, растворялись в дымке нестерпимой мучительно боли, от которой горело все тело. Казалось, что кожа плавится, и любое прикосновение приносило мне дополнительную порцию болезненных ощущений.
— Ее нужно напоить из кубка, — расслышала я голос Ллойда и сразу почувствовала, как руки Аврелиана напряглись, а голос задрожал от едва сдерживаемой ярости.
— Мелиор, уведи его, — попросил Аврелиан,
