Лимб. Часть 2 - Елена Филон
***
Городское кладбище «Гудс-Хилл».
Аккуратно подстриженный газон с бесконечными рядами белоснежных надгробий, убегающих за самый горизонт на стыке зелени и насыщенно-синего безоблачного неба. Если бы оттенок был немного темнее, я бы сравнила его с глазами Тая. С теми, которые ещё блестели.
«Тайлер Харрис. Годы жизни 1989-2013. Любимый сын и заботливый брат».
У могилы солнечное место. Свежие цветы, словно кто-то побывал здесь незадолго до меня, и крохотная фотография в простенькой рамочке разрисованной сердечками от руки, в самом уголке которой короткая надпись: «Я люблю тебя, братик». На фото Таю не больше семнадцати. Короткостриженый, с ленивой улыбкой на устах и сверкающими синевой глазами.
– Миленько получился, – улыбнувшись, хрипло произнесла, усаживаясь на траву у белоснежной плиты.
Мэр Харрис определённо выбрал для сына одно из лучших мест на кладбище.
Набрала в грудь побольше воздуха и шумно выдохнула, поглядев на автомобиль у кладбищенского ограждения, в котором осталась ждать мама. Она и сейчас с меня глаз не спускает. Наверное, продолжает ломать голову, почему её дочь вообще принесла цветы на могилу того, кто обрёк её девочку на кому. А я… а я и сама ничего не понимаю.
Не знаю, была ли наша с Тайлером встреча после смерти реальной, или никогда и не было тех объятий, тех поцелуев, колеса обозрения и набитого пончиками рта проводника. Тогда мне нравилось на него смотреть, он казался таким… настоящим. Живым. Простым.
Аккуратно прислонила чёрные тюльпаны к надгробной плите. «Короли ночи» – точно такие же цветы, которые я когда-то материализовала в мирном секторе. Их было непросто достать в нашем-то небольшом городке, поэтому заранее попросила отца позаботиться об этом.
– Ты тогда здорово офигел, – с тихой усмешкой сказала я, глядя на улыбающегося с фотографии Тая. – Не думал, что я так могу, да?
Слёзы нехотя вырвались из глаз, и было бесполезно их останавливать. Я даже не пыталась. Это были слёзы скорби по тому, кто спас мне жизнь. Во всех смыслах. Неважно где это произошло. Благодаря Тайлеру я сейчас здесь. Живая и здоровая. Относительно, разумеется.
– Ну и? – усмехнулась я сквозь слёзы. – Как ты там, проводник? Много работы? Наверное, опять отлыниваешь. Почти уверена, что отлыниваешь. Кем на этот раз прикинулся? Или на других обязанности повесил? А, Тайлер? – Из-за рыданий почти не могла говорить, но постаралась себя успокоить. Если мама увидит, больше вообще из реабилитационного центра не выпустит. А у меня есть и другие дела.
Вздохнула поглубже и вытерла ладонями мокрые щёки:
– Тай… ты ведь был, правда? Кто ты теперь? С тобой всё хорошо? Теперь ты можешь открывать окна в мир живых? Тогда дай мне знак оттуда. Хоть какой-нибудь. Знаешь… это сложно… я снова оказалась той же ситуации, – горько усмехнулась и новая порция слёз прорвала оборону, – в той же самой ситуации, когда не знаешь: где правда, а где вымысел. Наверное, это судьба у меня такая. Так что… – тяжело вздохнула и вновь посмотрела на фото, – если ты там, если ты меня слышишь, дай знак. Пожалуйста… Я просто хочу знать, что с тобой всё в порядке. Что ты был… у меня. Что ты есть сейчас. Что ты просто… там, а я здесь. И я вовсе не спятила.
Недолго помолчала, обняв себя руками покрепче и с силой прикусив дрожащую губу, чтобы не разрыдаться вслух.
– Ты так и не успел мне рассказать всего. Кто с тобой говорил и о чём… Но Тайлер, на мне нет никакого символа спиралевидного солнца… А я ведь выбралась из Лимба, – тело вновь сотрясалось в рыданиях, – это значит… Это ведь значит… что не было… нас? Верно? Не было Лимба? Не было никаких секторов и ты… ты никакой не проводник смерти – просто умер. Так ведь? На мне нет этого проклятого символа!
Спрятала лицо в ладони и беззвучно плакала, пока не услышала, как хлопнула дверка машины – мама направлялась ко мне.
– Тайлер, – прошептала я, глядя на фото, – спасибо. Надеюсь, ты всё ещё где-то существуешь. Я буду по тебе скучать. Уже скучаю. Всегда.
***
«Городская психиатрическая больница “Волард”. Дата открытия –1964 год», – надпись с голубой облупившейся краской над круглым крыльцом старой постройки с белым фасадом.
– Мика, ты ведёшь себя странно. Этого визита я точно не одобряю!
– Мама, я же просила тебя подождать в машине. Со мной всё в порядке.
– Ладно. Только недолго.
Серые ступени с тёмными пятнами убегали вверх по широкой винтовой лестнице. Я шагала вслед за санитаром в длинном медицинском халате, из-под которого бессовестно выглядывали чёрные спортивные штаны с двумя белыми полосами по бокам. А от шлёпок-вьетнамок вообще было глаз не оторвать.
– Вы его первый посетитель, мисс, – улыбнулся мне парень-санитар, блеснув отсутствием переднего зуба, – за всё время его никто не навещал. А он вам кто?
– Вы ведь уже занесли меня в журнал для посетителей. Обязательно задавать этот вопрос снова? – мрачно отозвалась я, пытаясь не подавать вида о том, сколько мучений моим загрубевшим мышцам приносит этот подъём по лестнице. – Просто знакомая.
– Хорошенькая знакомая, – подмигнул мне работник больницы, и я так и не поняла: юмор это был, или ему просто нравятся иссохшие девушки с огромными синяками под глазами.
Санитар остановился перед широкой дубовой дверью и приглашающе кивнул:
– Он там. И он безобиден, так что не переживайте, мисс. Но на всякий случай я буду на этаже – в соседней комнате. Зовите чуть что. – Улыбнулся. – Сразу прибегу.
Комната светло-серых тонов выглядела полупустой и странно необжитой. Бледные стены буквально кричали о том, что им страшно не хватает хотя бы одной крохотной картины, ну или календаря на крайний случай. На узком, но высоком окошке – стальная решётка с внешней стороны. В раме, скорее всего, не стекло – прочный пластик, уж слишком мутным кажется. Старый паркетный пол громко стонал, пока я делала свои нерешительные шаги навстречу одиноко стоящей по центру комнаты кровати с невысоким деревянным изголовьем без острых углов. Рядом – покосившая на правый бок тумбочка… пустая, словно и не живёт здесь никто. На полу – небольшой круглый коврик, судя по блеклым цветам, вековой давности.
Я остановилась, не слыша ничего кроме собственного безумного стука сердца в ушах. Голова кружилась, так что пришлось с силой зажмурить глаза и глубоко вздохнуть, восстанавливая дыхание. А когда вновь их распахнула, Алек стоят ко мне лицом.
На голове короткий неровный ёжик белых волос. Кожа почти такого же бледного оттенка, какой
