Муж-озеро - Ирина Андрианова
Танюша хотела еще что-то сказать, но вспомнила об указании и не разжала губ. Ион продолжал нежно гладить ее то по плечу, то по голове. Она напряглась, чтобы подумать какую-то мысль — но не смогла и уснула.
…
— Москва — это страшная, бездонная черная дыра. Она всасывает в себя миллионы людей из регионов, перемалывает их души, а их самих превращает в муравьев, — вещал Петя. — Они ползают, ползают друг по другу, теснятся, и думают, что им повезло оказаться здесь. А отрыжка, которую она не смогла переварить — вот она.
Он кивнул в сторону бомжей, лежавших и сидевших у парапета подземного перехода вокзальной площади. Серегина группа уже пару часов как преодолевала Москву, перебираясь с одного вокзала на другой — преодолевала в прямом смысле, как бушующий океан или перевал с ветром и метелью. Они успели дважды заблудиться в лабиринтах московского метро, и всякий раз долго и нудно возвращались в исходную точку. Навьюченные рюкзаками и лыжами, они так набегались, наискались и наволновались, что всем одновременно пришла в голову одна мысль: в лесу они чувствовали себя гораздо увереннее. Каменно-стеклянные джунгли оказались менее проходимыми, чем еловый лес; хитросплетение переходов, путей и эскалаторов, мозаика из стрелочек, надписей и иконограмм пугали и бесили. Тетки и дядьки в форменной одежде, стоявшие на страже этих адских чертогов, и впрямь походили на мифических церберов.
— Только ничего ни у кого не спрашивать! Ни слова! — напоминал Серега. В этом чуждом ему ландшафте он как-то сжался, став даже меньше ростом. — Тут сразу всех посылают. Они приезжих ненавидят. — Он остановился перед иероглифической надписью из множества картинок и стрелочек, и силился понять, куда им дальше идти.
— Да тут москвичей и нет. Тут все приезжие, — грустно хмыкнул Мишаня.
В своем туристском облачении, таком нелепом среди модной и чистой одежды других пассажиров, он задыхался от духоты и обливался потом.
— Потому-то они других приезжих и ненавидят, — сказала Ксеня.
— Как они вообще тут живут? — говорил Игорек, завистливо провожая глазами стильно одетую парочку, спешащую мимо с дымящимися стаканчиками кофе в руках. — И как во всем этом разбираются? — он показал на иконографику.
— Если с рождения тренировать, то и собаку можно научить команды выполнять. Они ж тут на уровне спинного мозга ориентируются.
— А главное, ради чего? — говорил Петя, когда они, наконец, добрались до нужного вокзала. — Ради чего они копошатся в этом муравейнике? Почему не разбегаются? Это же ад кромешный!
Мимо в разные стороны сновали люди; казалось, они неминуемо должны были столкнуться, однако каждый неведомым органом заблаговременно чувствовал наличие препятствий, и умело перекладывал курс. Группа, боясь растеряться, робко жалась вокруг руководителя.
— Зарплаты большие. Они тут столько зарабатывают, что всю Россию при желании купить могут, — просипел Данила.
— И так уже всю купили.
— А че зарплаты? Это же бумажки.
— Бумажки — не бумажки, а землю им за них продают.
— Да, несоразмерная покупательная способность москвичей — огромная проблема для страны, — отдуваясь, поспешила вставить Танюша. Ей очень важно было, чтобы все это знали. — За тот же труд, что и мы, они получают в три раза больше. Поэтому могут купить себе недвижимость почти в любом регионе…
— Кроме Москвы, ха-ха.
— Ну да, и кроме Подмосковья. Здесь они — на положении рабочих муравьев, которые ютятся в картонных коробках и ползают строем. Зато за пределами своего муравейника они превращаются… э-гм, превращаются в хищных муравьев. Тут они разом берут реванш за все унижения и за всю тесноту, которую терпят дома. Они становятся барами, которые могут позволить себе покупать леса и берега гектарами. В Псковской области, в Новгородской, в Тверской…
— Да ладно, там уже тоже цены выросли. Муравьев-то московских много, вот они цены и взвинтили.
— Так и есть. А заодно леса и берега захватили. А главное, что они и вырваться-то на свои захваты могут от силы раз в год. Но при этом денег у них хватает и на трехметровый забор, и на огромный коттедж, и даже скинуться на охранника коттеджного поселка они могут. Из числа местных обычно берут…
— Да, вот на Ладоге все москвичи скупили. Вот мы в прошлом году ходили от Лахденпохьи в Сортавалу, так там…
— А еще проблема в том, что у них очень высокие запросы. Они считают, что имеют право на все — и на московские деньги, и на комфорт, и на чистый воздух для своих детей, и на «экологически чистые» продукты, как они любят говорить, и на природу. Все, все нам дайте, и побольше, мы право имеем! Но в Москве эти вещи — комфорт и природа — взаимоисключаются. В Москве никакой природы они на свои даже миллионы купить не могут: здесь природа продается за миллиарды. Поэтому они озлобленно лезут в регионы, и алчно покупают огромные дачи в Псковской области, чтобы обосновать свою жалкую жизнь в муравейнике. В противном случае получится, что они убивают годы в этой мышиной возне за просто так…
— Да это ж не только они. Так во всех городах живут, — начал Данила.
Но Танюша его не слушала. Перед ее мысленным взором уже возникла гигантская толпа москвичей, причем преимущественно женского пола. У всех были надутые ботоксом губы, накладные ресницы, длинные разноцветные ногти, а одеты они были в дорогие спортивные костюмы с капюшонами и модными декоративными ушками. У некоторых в руках были зажаты пластиковые коробочки с трубочками, из которых они натужно всасывали ядовитый пар, и клубы этого пара заволакивали лица. Все они толкались в какой-то дикой давке, пытаясь из нее выбраться. Тут же мелькали и их дети — роскошно одетые пухлые младенцы с рекламы детских товаров — и, как не странно, даже автомобили — тоже сплошь сияющие иномарки с покатыми боками. Все это месиво из накрашенных лиц, пальцев с наманикюренными ногтями, толстых губ, машин, детей и пара бурлила и вздымалась, как кипящая молочная каша. Удивительным образом эта каша одновременно была и бескрайней, и в то же время ограничивалась бортиками, причем бортики эти были кремлевской стеной. Подобно грешникам в аду, роскошные москвички варились в этом котле, протягивая к Танюше свои жадные руки. Непонятно было, что им нужно — то ли выбраться из варева, то ли заграбастать внутрь своего котла еще какой-нибудь берег или лес в Псковской области. Они все были прекрасны и ухожены, и у них у всех — Танюша почему-то твердо знала это — были любящие мужья.
