Жертва на замену (СИ) - Анастасия Дронова
Медленно гоняла воздух туда-сюда по горящей трахее, успокаивая взбунтовавшийся желудок. Приступ тошноты отступил, но в голове до сих пор стучало: усилием воли заставила воспаленные извилины работать.
Я должна оттянуть кровавый исход настолько, насколько возможно. В идеале на день-два, а не на несколько часов. Оттянуть время — увеличить шансы на спасение.
— Знаешь… — холодный голос, казалось, раздавался со всех сторон: пустое помещение усиливало эффект, — я мирился с тем, что нами правит полукровка, — сердце сжалось: он знает. Знает секрет Лайя, — пока он каждый месяц приносил в жертву одну из этих маннских девок. Но тут он решил изменить своей маленькой традиции, и оставил жизнь… тебе, — в голосе звучала все та же ярость, но будто заключенная в железную клетку. Повернула голову: перед глазами обнаружились два ботинка с квадратными мысами. Джиро стоял слишком близко.
— Но почему тебя это волнует? И что, что Лай не полнокровный. Разве Лайонел плохой правитель? — я едва держалась, чтобы истерика, маячившая совсем близко, не просочилась в голос.
— Все просто, — мужчина присел на корточки, перед моим лицом блеснул изогнутый кинжал. Кроваво-красный рубин на навершии притягивал взгляд. — Пожалуй, я удовлетворю твое любопытство. Все равно, ты не доживешь до утра.
Он убрал кинжал в ножны, и прежде, чем я выдохнула (мозг упорно не хотел обрабатывать последнюю фразу), капитан встал, рывком поставив стул вместе со мной. Скрежет ножек по полу отдавался в голове. Когда я оказалась в самом центре жуткой пентаграммы, Джиро отступил и продолжил.
— Лайонел — мой брат, — последнее слово он произнес, дернув уголками губ в отвращении. — Наверное, он уже рассказал тебе сказочку, как могучий лива встретил замарашку-маннку, влюбился без памяти и провел с ней ритуал Га-Лингуан? Так вот, на сказку это было не очень похоже. Да, Арий Благородный встретил маннку. И эта любовь разрушила жизнь Аданнаи, моей матери. Она в тот момент была его брузой (невеста). И он отправил ее домой. Не объяснив причины. Чтобы защитить свою замарашку. Моя мать жила, как отшельница, чужачка, в собственном доме. Она так и не вышла замуж, нося клеймо «порченой». Никто не поверил, что лива у нее под сердцем — имеет отношение к зиудансу Арию. Все решили, что он выгнал ее за измену. Аданная не выдержала — сбросилась с утеса Фанг (клык). И все из-за такой же грязной манки как ты…
Джиро снова достал кинжал, шагнул ко мне: и я поняла, что рассказ окончен.
— Подожди, — забормотала я, лихорадочно ища нужные слова в пульсирующей голове, — но я ведь ничего ни тебе ни твоей маме не сделала! Зачем убивать меня?
Джиро закатил глаза: попытка продлить разговор прошла мимо.
Замах руки. Я зажмурилась, стиснув зубы.
Он не услышит моего последнего крика.
— НЕТ! — рев пронзил тишину, и он принадлежал не мне.
51
Очертания смазанной фигуры промелькнули перед глазами.
— Ты…!
Капюшон слетел, и от короткого, пропитанного беспокойством взгляда стало так легко, что я неимоверным усилием заставляла себя держаться на плаву реальности.
— Я всегда знал…!
Смачный удар в челюсть не дал Джиро договорить. Лива лишь пошатнулся. Когда он заговорил, я почувствовала насмешку в его голосе.
— Ты — такой же жалкий, как и любой из этих вшивых маннов! Я мерился с твоим правлением, пока сущность ливы в тебе преобладала. Но теперь я вижу, что гнилая кровь твоей матери взяла верх!
Лайонел снова замахнулся, но Джиро было не так легко застать врасплох, как в первую секунду.
Началась борьба, похожая на смертельный танец: когда волна адреналина и страха отхлынула, на меня начала медленно опускаться тяжелая черная пелена. Перед глазами мелькало начищенное лезвие, но я не могла понять, кто побеждает. Я даже на пару минут отключилась, позволив слабости окунуть меня в прохладное забытье.
Полукрик-полурык, смешанный с жутким звуком рассечения мягкой плоти, вернул меня в сырую реальность.
— Лай… онел…, — слабо позвала я: перед глазами все еще рябило. Размытая фигура, пошатываясь, направилась ко мне, отпихнув бесчувственного соперника: окровавленный кинжал почти не отбрасывал блики серебра на каменную кладку.
Сморгнула плывущую картинку, и туман немного рассеялся. Медово-карие глаза лихорадочно светились на лице, покрытом испариной.
— Ты в порядке? — спросил Лай, принявшись одной рукой перерезать веревки, а другую продолжал судорожно прижимать к правому боку.
Взгляд зацепился за груду, темнеющую в углу.
— Ты его убил?
— Нет. Он без сознания, — слабо ответил Лай, снова пошатнувшись.
Освободившись от пут и стряхнув остатки слабости — страх за дорогого мужчину открыл второе дыхание — едва успела не дать ему разбить лоб о каменный пол: правда, стресс, удар по голове и отравление оставили свой отпечаток: не смогла удержать его, ноги свело судорогой, и я пошатнулась.
Лай отнял руку, и со стоном помог мне вернуть равновесие, а сам припал на одно колено, скорчившись от боли — на каменный пол усеяли брызги густых темно-красных капель.
— Он ранил тебя! — взгляд заметался по помещению, полному плесени, пыли и запустения: в надежде найти хоть что-то, что поможет остановить кровь. Поняв, что ничего полезного тут быть не может, я оторвала кусок от своей муслиновой юбки, осторожно уложила мужчину на пол и прижала ткань к ране. Плохое освещение не позволяло оценить серьезность ранения, а темная ткань рубашки играла с восприятием: как хотелось убедить себя, что это не кровь…
— Я сбегаю за лаизареисом! — ответ пришел сразу. Если от меня пользы мало — надо найти того, кто поможет. Благо, что я знала, где находятся покои лекаря.
— Стой, — Лай свободной рукой схватил меня за запястье. — Лучше побудь со мной…
— Но…
Лай разжал пальцы и, поймав мой растревоженный взгляд, покачал головой: сердце в груди болезненно сжалось, будто грудная клетка уменьшилась в несколько раз и теперь ребра сдавливали сердечную мышцу.
Зиуданс поднес руку с браслетом ко рту.
— Фродас… — шепнул он, с трудом разлепив губы. Лиловый огонек загорелся внутри инкрустированного камня. — Амнон… приведи Табиба в Зал Жертвоприношений… Я ранен…
Наступила давящая тишина, даже ноющие во всем теле кости и мышцы притихли. Моя боль отошла на второй план, я вся обратилась в слух, с замиранием сердца, ожидая как чуда звук торопливых шагов. Но нет. Было тихо. Лишь тяжелое дыхание и капающая с потолка влага, были острым напоминанием того, что время не остановилось, а неумолимо текло дальше, как кровь, что впитывалась в бордовый
