Юлия Шолох - Железное сердце
Она даже насторожилась, с какой стати Эсфиль выражает недовольство тем, что…
— Да нет же! — недовольно ответила та. — Хоть живи в его комнате, мне плевать. Я про Джайзера. Делай что хочешь, но не вздумай еще раз дать ему повод завалиться без приглашения в нашу уютную берлогу. Здесь его никто не рад видеть.
Люба улыбнулась.
— На этот счет не бойся.
— Ну и ладушки. Жду. Мы на улице, так что шпильки отпадают.
Послышались гудки. Надо же… подумала Люба, отложив телефон и задумчиво ковыряя ногтем новорожденного домового, придавая его телу вид покрытости шерстью. Наверное, тяжело знать, что тебя никто не рад видеть. А Джайзер стопроцентно в курсе, какие чувства вызывает у своих собственных сородичей. А еще наверняка манипулятор его уровня легко может изменить общее мнение на счет своей великолепной персоны. Может безраздельно завоевать чужое расположение. Хотя бы отдельной группы… Может разбить их на команды и устроить настоящую войну. Или заставить себя любить. Но не делает этого. Почему?
Хотя сейчас больше волновало другое…
Люба осторожно посадила домового на неиспользованный Катей арбуз, как на пенек. Хозяин печи выглядел довольным.
Она встала из-за стола и замерла.
Конечно, она пойдет на вечеринку. Потому что хочет видеть Эсфиль и Игоря. Хочет узнать о камуфляжниках больше. Хочет беситься, отплясывать на танцполе и пробовать новые коктейли. Купаться после захода солнца и беззлобно подшучивать над неудачными комплиментами кавалеров. Травить с подругами пошлые анекдоты и хохотать над ними. Оглохнуть от музыки, пульсирующей одновременно в ушах и венах.
И еще одно.
Она хочет видеть Бостона.
Только тогда Люба поняла кое-что еще.
Жизнь-то одна! И теперь ее не обязательно жертвовать брату, потому что отныне брат способен позаботится о себе сам.
И сколько можно травить себя за то, что вместо неприязни она почти с самого начала испытывала к Бостону притяжение?
Если на то пошло, Бостон много болтал, но когда дошло до дела, оказался таким же обычным мальчишкой, как все остальные ее знакомые. По сути, вся устроенная ею битва оказалась битвой самой с собой, потому что он давно уже сдался.
Резко вспомнился момент, когда в прошлый раз она поднималась по лестнице, ощущая на шее его дыхание.
Как знать…
Люба улыбнулась и опомнилась, взглянув на печь. Так можно и прозевать время выключения, а за целую партию испорченного товара дядя вряд ли скажет спасибо.
Оставшийся день был потрачен на уборку дома и приготовления к вечеру. Конечно, все висящие в шкафу платья вдруг стали выглядеть недостаточно красивыми, прическа не получалась, макияж пестрел яркими пятнами, ресницы походили на острую щетину, а талия резко расплылась. Совершенно глупое занятие — тратить энное количество времени на подготовку к обычной вечеринке, но Люба только хохотала, слушая очередное убеждение осоловевшей от показа мод тети в том, что выглядит она замечательно (в этом, десятом по счету наряде ничуть не хуже, чем в самом первом) и снова шла переодеваться. Люба сжалилась, только когда самой надоело бегать по лестнице из спальни в кухню, где тетя закрывала консервацию.
Принимая душ, Люба пела. Впервые за несколько последних лет напевала какую-то песенку, подхваченную на радио, беспрестанно орущим в мастерской.
Когда она, наконец, была готова, то даже в зеркало заглянуть не решилась, чтобы случайно не заметить очередной выдуманный недостаток, из-за которого снова все придется переделывать.
К дому Данилецких Любу подвез дядя. Музыка слышалась издалека. Остановивший за углом, дядя окинул внимательным взглядом внушительный забор и возвышающийся над ним особняк.
— Тебя там не обижают?
Люба улыбнулась.
— Ну что ты, ко мне там относятся, как к равной.
— А ты и есть равная! — тут же вспылил он. В голосе звучала ревность и тревога.
Неожиданно Люба протянула руку и погладила его по тыльной стороне ладони.
— Спасибо, что ты так обо мне волнуешься. И вообще за все, что вы с тетей для меня делаете. И делали. Как будто я ваша дочь. Спасибо.
Дядя даже растерялся от такой неожиданной благодарности. Люба опустила глаза, чтобы лишний раз его не смущать и открыла дверцу. Впереди праздник.
Ворота раскрыты. Сегодня народ толпился не в доме, а на участке, занавешенном брезентовыми тентами, края которых были привязаны прямо к веткам деревьев. На траве кособоко стояли столики и вероятно, к утру газон придет в полную негодность.
— Ну и ладно, — решила Люба, ступая с дорожки на траву.
Ее никто не встречал, впрочем, как и остальных гостей. Прямо перед ней на газон сошла пара — молодой человек в белых джинсах и девушка в белом платье. Недолго думая, Люба пошла за ними следом, потому что те двигались так уверенно, будто точно знали, куда направляются. И действительно — обойдя пару столиков, парочка резко свернула в сторону и вышла точно к владельцам дома.
— Люба! — Эсфиль в желтом платье и бесцветных пляжных шлепанцах приветственно кивнула паре и, схватив Любу за край туники, подтащила ближе к себе. — Хорошо, что пришла! Сегодня все съехались! Даже те, кого мы не приглашали… Хм. То есть последствия непредсказуемы. А и ладно! — легкомысленно добавила Эсфиль. — Закажу тебе коктейль дня.
— Какой? — ради приличия поинтересовалась Люба, хотя ей было безразлично, какой, она собиралась попробовать все, что предложат. Особенно, если предложение поступит от Бостона.
Потому что праздник сегодня не из-за встречи с Данилецкими. И начало нового учебного года тоже никакого отношения к её приподнятому настроению не имеет.
Только вчерашняя встреча и разговор на берегу моря…
Сегодня, в мастерской, посматривая на гудящую печь и сжимая в пальцах теплую пластиковую массу, она поняла, что хочет дать ему шанс. Так почему бы этого не сделать?
— Китаянка! — прокричала Эсфиль и ее волосы затрепетали, как от восторга.
— Почему?
— Пьешь — и косее-е-ешь!..
Люба подхватила смех окружающих и с восторгом приняла бокал из руки Эсфили, которая в свою очередь выхватила его у кого-то из рук, в толпе не разглядеть.
Китаянка оказалась красной, густой и приторно сладкой. Люба прогуливалась среди людей, некоторых ребят узнавала, но большинство из них она видела впервые.
Позади раздался перекрывший музыку вопль и на нее бросилось что-то сияющее и пушистое.
— Так и знала, что ты не устоишь! — закричала Лазурь на ухо, повиснув мертвым грузом на шее.
— Перед китаянкой? — улыбнулась Люба.
Они обменялись взглядами, которые могли сказать куда больше, чем любые слова.
