Дарья Кузнецова - Случайные гости
Только все эти соображения не отменяли главного: ощущения предательства. Я ведь ему на самом деле поверила. Искренне, от всей души. Правильно говорил Василич, наивная я. Дура, проще говоря! Жалко только, аукнулось мне это совсем не так, как он опасался. По-моему, «поматросил и бросил» пережить гораздо легче, чем… вот такое. Неужели он не мог объяснить все заранее? Зачем нужно было сначала делать, а потом – ставить перед фактом?!
Последний вопрос я задала вслух, когда мы уже двигались к лифту в «нашем» доме.
– Для того чтобы избежать истерики, – спокойно ответил он, и мне захотелось ударить мужчину чем-то тяжелым.
– Избежал? – уточнила ядовито.
– В тот момент, когда это было опасно для тебя самой, – да, – с той же невозмутимостью кивнул Сур. – Сильный негативный эмоциональный всплеск при общем нестабильном состоянии мог иметь разрушительные последствия для твоей психики. А после появления симбионта – это просто истерика. Неприятно, но безопасно.
– Если эта тварь спит, чем она может помочь?
– Мазур инстинктивно оттягивает основную часть влияния информационного поля на себя, и тебе достается воздействие, соизмеримое с привычным, – пояснил Сургут. – Хотя бы попробуй найти с ним общий язык. Это не так сложно, как кажется.
– Мне это не кажется сложным, меня выводит из себя сама необходимость решения этого вопроса, – честно отозвалась я, раньше мужчины входя в общую комнату. – Я даже не знаю, что злит меня больше: ты или оно!
– Аля… – со вздохом начал он, кажется намереваясь поймать меня за локоть.
– Я сказала, не смей меня трогать, козел! – прошипела, шарахнувшись в сторону. И только потом сообразила, что мы уже не одни, что за этой сценой в полном шоке наблюдают все, начиная с тети Ады и заканчивая тем мужчиной с Земли. Если он, конечно, в самом деле с Земли.
Боясь встретиться хоть с кем-то взглядом, я, игнорируя встревоженные возгласы и окрики, бегом кинулась в свою комнату. Ни сил, ни желания с кем-нибудь общаться и что-то объяснять у меня не было. Я боялась сорваться еще и на них и наговорить гадостей, а мне меньше всего хотелось ругаться с близкими. Заблокировав дверь, скинула ботинки при входе и направилась в уборную, остро сожалея, что здесь нет проточной воды и жесткой мочалки, которой можно попробовать смыть с кожи назойливое ощущение грязи.
А еще было очень жалко, что невозможно прополоскать собственную голову изнутри и вымыть из нее все тяжелые мысли, всю злость и всю обиду.
Бездумно ловя горстями мелкие живые пузырьки, я торчала в умывальном углу очень долго, пока кожу не начало щипать, и некоторое время после, прислушиваясь к ощущениям.
Забавная смерть – быть съеденной душем. Интересно, если уснуть в этом душе или туалете пьяным или под какими-нибудь препаратами, эти твари в самом деле могут сожрать или все-таки нет?
Некоторое время я всерьез раздумывала о том, чтобы проверить это на себе. Ну или найти какой-нибудь более надежный способ самоубийства. А что, удобно: чик – и больше никаких проблем! Но вскоре сумела взять себя в руки и выгнать из душа. Нельзя быть такой безответственной трусихой и эгоисткой; мне-то, конечно, полегчает, то есть будет уже на все плевать, но каково придется моим? Брату, маме Аде, папе Боре с Василичем? Им на это как реагировать?
Да и повод явно недостаточный. Со мной близкие люди, я жива, относительно здорова и, кажется, я – это все еще я. Чем не повод для радости!
Ладно, радоваться, может, особенно и нечему, но кончать с собой – тоже, мягко говоря, не вариант. Люди живут и в худших условиях, а я… с жиру бешусь, вот! Надо быть благодарной за то, что у меня есть, а не придираться к мелочам. По-хорошему стоило бы прямо сейчас одеться и выйти наружу, успокоить своих и объясниться, но на это сил точно не осталось.
Я подошла к кровати, на ходу пытаясь рассмотреть собственное тело со всех сторон и хоть немного привыкнуть к обвившим его узорам. И понять: они действительно настолько жуткие, как мне кажется, или в этом можно найти свою красоту?
Кстати вспомнилось, что при желании красоту можно найти в любом явлении природы, и я постаралась себя успокоить. Если забыть, что это тело – мое, а черные линии на нем – на самом деле отдельное живое существо, редкая сетка узора лежала удивительно гармонично, как специально нарисованная. Повторяла изгибы, даже подчеркивала достоинства фигуры.
Я осторожно пощупала широкую темную полосу на талии; здесь, в отличие от рук и лица, она над кожей не выступала и вообще почти никак не ощущалась. Прислушалась к себе и вновь не нашла никаких изменений, даже мысли и эмоции, кажется, были мои. Оно еще спит? Интересно, и надолго это?
Вскоре, рассудив, что стоять нагишом посреди комнаты не лучший вариант, я присела на кровать. Потом закуталась в легкое пушистое одеяло, прилегла поудобнее. Было грустно и обидно и очень хотелось, чтобы все это оказалось сном. Вообще – все, начиная со знакомства со свихнувшимися учеными, тоже затерявшимися сейчас в недрах этого летающего города. Интересно, они хотя бы живы? Впрочем, я даже догадывалась, почему нам их до сих пор не показали: тоже принудительно изваляли в этой черной гадости и не хотели нас прежде времени пугать.
От ученых мысли вновь вернулись к моей собственной загубленной жизни. Минутная слабость, к счастью, миновала, и я уже сама удивлялась мыслям о самоубийстве. Конечно, сложившаяся ситуация очень неприятная, но все могло закончиться значительно хуже, а жить можно и здесь. Наверное. Я, правда, плохо плаваю, но не думаю, что когда-нибудь окажусь поблизости от поверхности воды, да еще при необходимости самостоятельно на ней держаться.
Попытки задуматься над дальнейшей судьбой не принесли ничего, кроме новой волны тоски и жалости к себе. Вряд ли здесь нужны корабельные механики. Здравый смысл попытался напомнить об Андрее, который, будучи пилотом, нашел тут свое место, но мне уже было не до него: я плакала, тихо и почти без слез. Потом, уже на границе сна и яви, с иронией подумала, что мое существование в последние дни при всем многообразии перемен сводится к трем состояниям: сну, еде и хроническому безделью. С редкими перерывами на слезы.
Глава седьмая,
в которой проясняются спорные моменты, а жизнь как будто начинает налаживаться
Ощущения от присутствия в организме кого-то постороннего казались специфическими, но назвать их откровенно неприятными я не могла. Может, мазур оказывал на меня какое-то влияние и мысли эти не мои, но все лучше паники и истерики.
Это напоминало связь с кораблем, только там все выглядело проще. Там была пассивная и в основном послушная техника, которая беспрекословно подчинялась человеческой воле, и отклик ее личности воспринимался эфемерным и почти воображаемым. Здесь же стало совершенно очевидно: эта личность существует отдельно. Я чувствовала чужие эмоции ясно, отчетливо. Даже, наверное, яснее, чем свои собственные, потому что «смотрела» на них со стороны. И эмоции эти оказались удивительно понятными, совсем человеческими и частично созвучными моим: опасливое любопытство, неуверенность, растерянность, даже некоторое смущение. Дайте угадаю: моего товарища по несчастью тоже не спрашивали, хочет он с кем-нибудь сожительствовать или нет?
